Этого звонка я ждал чуть меньше восьми часов – и почти четыре дня. Новый год у меня прошел сумбурно, хотя я даже ничего не выпил. Досидел до поздравления от Генерального Секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева – кажется, это было впервые в истории отечественного телевидения, но меня не впечатлило, оно почти ничем не отличалось от того, что было и полвека спустя. [1]
«Новогодний Огонек» я вытерпел минут двадцать, потом выключил телевизор и завалился спать. Мне снилось не пойми чего – ночью я просыпался со странной периодичностью в один час, один раз – в холодном поту после какого-то кошмара, но сами сны забывал сразу после пробуждения. Наутро осталось лишь ощущение, что мозг пытался как-то примирить два набора воспоминаний – мои и Виктора Орехова, в теле которого я оказался, но никаких доказательств этого не было. Впрочем, я чувствовал себя гораздо лучше – и, что самое главное, не забыл ничего. Ни своего личного, ни того, что мне досталось от Виктора. Было бы забавно, если бы я эти три дня пытался судорожно придумать то, на что подписался под воздействием послезнания.
А так составление рапорта про иноагентов и примерного плана мероприятий по разоблачению финансирования отечественных диссидентов враждебными государствами прошло очень легко и быстро. Макс был человеком ответственным, он позвонил, как мы и договаривались, вечером первого января, но его участие мне было нужно лишь для подстраховки. Впрочем, определенная польза была и от этого звонка – мы устроили натуральный мозговой штурм, а он неплохо поработал адвокатом дьявола, в результате чего мы обнаружили пару забытых мною вещей, которые я добавил в черновик.
Также первого я съездил в Контору, сильно удивив дежурного. Впрочем, он безропотно организовал мне работу первого отдела по упрощенной схеме, я завел секретную папку на Ирину, единственным содержимым которой был мой рапорт о её вчерашнем визите.
Все остальные документы я составил уже второго, а третье посвятил себе – проспал почти до обеда, съездил в центр, чтобы пообедать в «Праге», а вечером тупил в телевизор, одновременно заново прогоняя в голове аргументы в пользу своей позиции. Ну и во вторник, уже четвертого января, за пятнадцать минут до официального начала рабочего дня, я сидел в пустой приемной полковника Денисова под любопытствующим взглядом его помощника – капитана средних лет, которого звали Александр и которого, насколько я знал, его работа более чем устраивала. На мой вкус, она, эта работа, была чуточку собачьей, но от него не требовалось бегать по городу, встречаться с осведомителями и сексотами, вербовать капризных артистов и по копеечными обмолвкам делать выводы на пару сотен рублей. Впрочем, каждому своё. Я бы за столом этой приемной долго не высидел.
Без пяти девять ко мне присоединился и Макс – вызывали же нас двоих.
Но мои ожидания не оправдались. Денисов забежал в приемную с опозданием минут на пять, принимать нас сразу не стал, хотя папку с моей писаниной забрал. И отослал ждать звонка. Это ожидание сломало всю привычную схему моей работы – я не мог не только отъехать по делам, но и просто отойти, например, в столовую. Сидел за столом, чертил карандашом схемы в обычной школьной тетрадке – она стоила две копейки, а мои схемы – ничего. Насупившийся Макс сидел за соседним столом, но у него нашлась работа, которую надо было доделать с прошлого года – и он пользовался этими спокойными часами по полной программе.
При этом я ловил себя на том, что совершенно не волнуюсь. Моя идея была хороша, она прекрасно работала в Штатах и в других странах загнивающего капитализма, и я не видел причин, почему бы её не использовать в обществе почти победившего социализма. К тому же я помнил, что подобные законы англосаксы приберегали для себя, а когда нечто подобное пытались внедрить их вассалы, то получали по рукам – ограничивать себя в возможности вмешиваться во внутреннюю политику какого-либо государства те же Штаты не собирались. И если сейчас мы – я уже мысленно сформировал целую команду, во главе которой должен встать достаточно всемогущий Андропов – не облажаемся и не нарубим дров, то получим очень серьезный аргумент против всякого рода писателей, журналистов и просто дурных на всю голову активистов, которым не терпится открыть народу глаза на преступления Коммунистической партии Советского Союза. Правда, взамен надо будет устроить собственный выпускной клапан для излишнего пара, но он будет контролироваться не кем попало, а теми, кому положено по должности.
Ещё я пытался понять, зачем я во всё это лезу. Лично мне было бы проще тянуть лямку по-старому, без всяких новшеств, которые гарантировали увеличение рабочей нагрузки как бы не в разы. Впрочем, через несколько часов мне пришло в голову простое объяснение – это месть за тот кирпич, который когда-то сделал меня инвалидом. Конечно, кидала его совсем юная девчонка, которая родится лет через двадцать от текущей даты; но её руку направляли совсем другие люди – в том числе и пережившие репрессии кровавой гебни диссиденты образца 1972 года. Они благославляли тех, кто выходил на бульвары и на проспект Сахарова, кто пытался прорвать полицейское оцепление, кто изо всех сил качал вполне мирную ситуацию и срывал горло, доказывая кому-то, что они здесь власть. Правда, вся их программа заключалась исключительно в захвате этой самой власти – о том, что будет дальше, они не задумывались, я знал это совершенно точно, потому что некоторые допросы проводил лично. Видимо, они предполагали, что сразу после победы российских демократических сил придут такие же силы из-за океана, которые и расскажут, что делать.
И вот наконец моё ожидание подошло к концу – Денисов позвал меня к себе. Но почему-то только меня.
– Вызывают? – с надеждой спросил Макс.
– Да, но только меня, – ответил я и предупредил его вопрос: – Не знаю, он не сказал. Постараюсь уточнить, может, Сашка позвонит?
Макс мрачно кивнул.
– Ну давай тогда, удачи, – сказал он.
И вернулся к заполнению листка казенными формулировками про беседу с агентом «А» и агентессой «Б» – или как там он их называл. Мы не заглядывали в бумаги друга.
***
До кабинета Денисова мне было идти три минуты – по лестнице наверх, на второй этаж, мимо актового зала и зеркал, в левое крыло и по коридору почти до конца. Помощник в приемной сразу сделал мне знак рукой – заходи, мол, ждут-с. Я кивком поблагодарил его и открыл тяжелую дверь, оставшуюся, наверное, ещё с царских времен.
Полковник был в кабинете один. Он сидел за своим столом и собирал пасьянс из четырех рукописных листков – именно так выглядело моё праздничное творчество. Я видел, что он даже не пытался читать – просто брал одну из страниц, пару секунд смотрел на неё, откладывал в сторону, брал следующую. Выглядело это забавно и пугающе – одновременно.
Я остановился у дверей и доложил:
– По вашему вызову прибыл!