Парень с дикими усами и безумной шевелюрой оттаскивал Гарри за руку в сторону старого города. Гарри пытался отпихнуть его, но вдруг прочел нечто, заставившее его задуматься. Парень повернул его голову, заставляя оглянуться на Гору Храма, и спросил что-то типа:
— А тебе действительно необходимо остаться?
Гарри увидел, что вход был сплошным месивом тел, карабкавшихся друг на друга, чтобы посмотреть на него. И он решил уйти, временное отступление перед боем.
Восточный Иерусалим лежал во тьме, фонари на улицах не горели, отчего и местность приобрела мрачный нетуристический вид. В Западной части и в Старом Городе все было иначе. Электричество работало без перебоев, и толпы стекались на свет. Омерзительнейшая толпа ошивалась у Храма Гроба Господня в ожидании очередной службы. Здесь не обошлось без инцидентов: американский турист забаррикадировался в одной из часовен. Когда его вычислила израильская полиция, торжества уже начались. Часовня была выстроена на платто, которое считалось частью Голгофы, местом Распятия. Американец рассудил, что место смерти Христа станет первым местом его Второго Пришествия, и хотел быть первым в очереди за благословением. Единственный доступ в часовню был через лестницу, и американец держал эти два пролета под непрерывным автоматным огнем.
Илли Эред находилась в военном лагере в туристическом местечке Ар-Ома за Вифлеемом. Она была на радиосвязи, когда поступили новости из Иерусалима. Илли они не удивили. Она уже слушала о похожем случае в Храме Рождества Христова в Вифлееме, недалеко от ее лагеря. Один парень, кажется бразилец, разработал теорию, что Иисус должен вернуться в места, где родился. Насколько ей было известно, сейчас он находился на попечении палестинских властей. Вифлеем был на палестинской территории, так что если бы капитан хотел устроить брифинг, пришлось бы спрашивать разрешения у палестинцев. А она была уверена, что командир никогда туда не пойдет. Сегодня ночью Вифлеем ожидал два миллиона паломников, большинство которых собиралось на площади Мангер у Храма Рождества. Согласно плану, сначала они должны были смотреть фейерверк, а потом на крыше храма должны были появиться патриархи православной и католической церквей и вознести молитвы. Илли подумала, что это будет самый подходящий момент для появления Яссера Арафата. Что вполне походило на правду: Арафат обожал фотографироваться с местными патриархами. При таком раскладе, вмешательство израильских сил было мало вероятным.
В 10.45 она услышала сигнал тревоги, взвод был приведен в состояние боевой готовности. Половина его была убеждена, что они будут атаковать Вифлеем. Один парень, он сидел в глубине грузовика, так разошелся, что стучал себе автоматом по голове. Часовые отворяли ворота, когда капитан заглянул вглубь фургона. Увидев парня, стучавшего себе по голове автоматом, он схватил его за шиворот:
— Кретин!
— Ну что, мы выступаем, да. Вставим, бля, этому подонку Яссеру по первое число, сэр?
— Заткнись! — и капитан обратился к Илли. — Какие новости?
На Илли были наушники, но перевернутые, так что одно ухо оставалось открытым.
— Нас посылают в Негев, остальные приказы поступят позже, — отозвалась она.
Тем временем мозгодолб бормотал: «Никаких, никаких, никаких чертовых маневров в пустыне, пока яссеровские молодчики не нассут нам в лицо.»
— Это не маневры, — возразила Илли.
Стоило ей это сказать, как все обернулись, разинув рот от изумления.
— Охланите, — вмешался капитан, — мы пока не знаем, что происходит.
Но можно было предположить, что чертовы египтяне вновь пошли в наступление.
Илли трясло
— Не египтяне, а израильские поселенцы, они напали на рейверов, — все, что она могла сказать.
Она могла думать только о Моби, который отрывается в Негеве, беззащитный и, возможно, с напрочь снесенной крыше. Как ему спастись?
Дальнейшие детали поступили на следующем витке пути, когда грузовик, преодолев пустыню, повернул в сторону Хеврона. Сейчас они не столько слушали сообщение военной радиостанции, сколько одиннадцатичасовые новости, всем взводом припав к крошечному транзистору, а грузовик несся вперед по трассе.