Я взобрался на стол, пытаясь согреть руки под лампой, висевшей на потолке. Но ее закрывала металлическая сетка, и это была совсем маленькая лампочка, толку от нее не было никакого.

Я спрыгнул на пол и стал ходить снова. Надо что-нибудь придумать… Огонь? У меня нет ничего горючего, и все равно бы это не сработало. В таком положении лучше даже не курить. Воздух стал уже довольно спертым.

Я оглядел ряды полок в поисках… чего-нибудь. Прочитал этикетки на толстых бутылях: экстракт ванилина, лимонная эссенция… содержание алкоголя 40 %… Но я знал, чего это стоит. Согреваешься на несколько минут, а потом становится еще холоднее.

Меня охватило раздражение. Я подумал: «Господи, какой же ты идиот. Ведь ты считал себя умным парнем, помнишь? Ты не брал все, что тебе предлагали. Если тебе что-нибудь не нравилось, ты всегда что-нибудь предпринимал. Заперт или не заперт — какая разница. Разве что в смысле воздуха. Предположим…

Предположим, ты сел на этот товарняк из Дентона, на груженный мясом поезд, который мчится без остановки до самого Эль-Рено. Стоит ноябрь, и все эти чертовы вагоны заперты, так что тебе остается только крыша, где дует ледяной ветер. И ты не можешь ни умереть, ни спрыгнуть вниз. Потому что ты помнишь того парня в зарослях у Сент-Джо и цвет травы, на которой он лежит — убитый за пять или десять центов, или за чашку кофе, или… И тогда ты…»

Я вспомнил. Я не сам придумал этот способ, но он хорошо работает.

Надо свернуться внутри мешка с хлопком — есть такие мешки, куда собирают хлопок. Длиной в девять футов, сделан из холстины, ты сидишь внутри и только отворачиваешь краешек, чтобы туда поступало немного воздуха. И тогда ты дышишь практически тем же воздухом, что снаружи, но тебе гораздо теплее. Через некоторое время возникает жжение в легких, в груди нарастает боль, голову ломит. Но ты остаешься внутри, думая о всяких теплых вещах, теплых и мягких, об уюте и покое…

Разумеется, у меня не было ни хлопкового мешка, ни даже холстины или большой ткани. Но я мог во что-нибудь забраться, натянуть на себя и дышать теплом… это могло сработать. Я внимательно осмотрел всю комнату.

Контейнер для яиц? Слишком маленький. Бочка с жиром? Слишком велика: уйдет много времени, чтобы вытащить лишний жир. Сосуд со сладкой начинкой…

Фляга была полна только на четверть. Я присел и съежился, пытаясь прикинуть на себя ее объем, — она была маловата, не совсем то, что мне нужно. Но ничего другого у меня не было.

Я перевернул ее вверх дном, потом обнял руками и стал трясти, вываливая на пол сладко пахнущую полузамерзшую жижу. С помощью совка я выскреб внутренность фляги, но потом понял, что можно скрести так всю ночь, и все равно она не станет совсем чистой. Поэтому я бросил совок и попытался надеть эту штуковину на себя.

Сначала я лег на пол, прижав руки к телу, и втиснул в нее голову и плечи. Потом сел вертикально и дал фляге соскользнуть вниз. Она спустилась примерно до уровня бедер, и комки оставшегося месива начали отлипать от стенок и стекать по мне. С этим мне пришлось смириться… все равно у меня не было ничего другого — только я сам и эта фляга. Поэтому я стал глубоко дышать и попытался сконцентрироваться на… теплом и мягком, на покое и уюте.

Я стал думать о той ферме, которую тот парень держал у себя в Вермонте и выращивал на ней все эти вещицы. Я вспомнил, как он сказал, что один товар пользуется у него особенным спросом. Я закрыл глаза и почти увидел их — целые длинные ряды. Я усмехнулся, а потом засмеялся, чувствуя, как от этой картины во мне разливается тепло. Я еще подумал и стал видеть перед собой:

…козлы ходят вдоль грядок, то вверх, то вниз, перемещаются бочком, поднявшись на задние копыта. И каждый раз, когда они походят к одной из этих штук, они задирают хвост и поливают ее удобрением. А потом, добравшись до конца грядки, они встают на рога и начинают выть. Им приходится это делать. Они знают, что ничего от этого не получат, потому что тут нечего получать, но все-таки продолжают свое дело. Идут боком или пятятся назад, смотря по тому, как проложены грядки. А в конце встают на рога, воют и…

Я перестал об этом думать.

В таких вещах не было тепла.

Мои мысли снова вернулись к Кендэллу — к нему и Фэй. Я думал о том, что я мог бы им сказать. И понял, что правду говорить не стоит.

Она могла расколоться — выложить все Джейку или кому-нибудь другому. Или просто испугаться. Если она станет волноваться и трястись или если она решит, что Джейк может меня переиграть…

А Кендэлл? Если он захочет играть по-честному, то засадит Джейка в тюрьму быстрее, чем тот успеет оглянуться. Ему это только доставит удовольствие — тайный сговор и тому подобное, потому что никто не поймает его за руку, и ему раз плюнуть переиграть Джейка. Но если он поймет, что Джейк попытался убить меня, и решит играть по-честному, то уже не станет меня покрывать. Он меня сдаст, чтобы сохранить свою пекарню.

А если он работает на Босса, то дело еще хуже. Босс, похоже, уже начал подумывать, что со мной что-то не так. Он недоволен тем, что я втянул Фэй… кстати, зачем я ее втянул? Прекрасно обошелся бы без нее… Возможно, он заподозрил, что я раскусил его фокус с Фруктовым Пирогом и уже не доверяю ему так, как должен доверять. А если он еще узнает, что я так глупо прокололся, что парень, которого я должен был убрать, сам чуть не убрал меня…