Глава восьмая

Через два дня после окончания карнавала мы целой компанией спали на открытом воздухе.

Ребята постарше – Лу Морино, Глен Нотт и Гарри Грей – уже несколько лет подряд теплыми летними ночами располагались лагерем у старой водонапорной башни в лесу, за стадионом Малой лиги, прихватывая с собой пару упаковок пива и сигареты, украденные в магазинчике Мерфи.

Мы-то были еще слишком малы для такого, тем более что водонапорная башня стояла на другом конце городка. Но это не мешало нам завидовать им постоянно и громогласно, пока наконец наши родители не дали добро на устройство лагеря, хотя и под присмотром – то есть у кого-нибудь на заднем дворе. Так мы и сделали.

У меня была палатка, а Тони Морино мог брать палатку своего брата Лу, когда тот ею не пользовался, так что лагерь обычно разбивали либо у меня, либо у него.

Я предпочитал свой двор. У Тони было вполне неплохо, но для полноты ощущения свободы нам хотелось выбраться как можно дальше от дома, а двор Тони для этого не слишком годился. Он спускался по склону холма, а дальше шли редкие кусты и за ними поле. Кусты и поле – что за скукотища! Да еще и спать приходилось под уклоном. А вот мой двор смотрел в густой лес, ночью страшный и темный, с тенями вязов, берез и кленов, и воздух был наполнен стрекотаньем сверчков и кваканьем лягушек на речке. Поверхность двора была ровной и гораздо более удобной для ночлега.

Но, честно говоря, не так уж много мы и спали.

По крайней мере, в ту ночь.

С самых сумерек мы валялись и травили тошнотные анекдоты из серии «Заткнись» («Мама, мама! А Билли наблевал в кастрюлю на плите!» – «Заткнись и ешь свое рагу!») и звонко хохотали, набившись вшестером в палатку, рассчитанную на четверых. Мы – то есть я, Донни, Вилли, Тони Морино, Кенни Робертсон и Эдди.

Вуфер был наказан за то, что опять играл со своими пластмассовыми солдатиками на решетке мусоросжигателя во дворе, а то бы он ревел как паровоз до тех пор, пока мы не взяли бы его с собой. Такая уж привычка была у Вуфера. Он подвешивал своих рыцарей и прочих солдатиков на решетку мусоросжигателя и наблюдал, как их руки и ноги медленно сгорают вместе с мусором, капает горящая пластмасса, игрушки растягиваются, корчатся и валит черный дым. Что уж он там себе представлял в такой дурацкой игре – понятия не имею.

Рут просто из себя выходила, когда он это делал. Игрушки стоили недешево, а плавясь, они уделывали ей всю печь.

Пива у нас не было, зато мы запаслись флягами и термосами, полными лимонада из порошка Kool-Aid, так что с питьем был порядок. Эдди стащил у своего папаши полпачки сигарет без фильтра, и мы время от времени, закрыв клапан палатки, пускали сигаретку по кругу. Потом открывали палатку и проветривали ее на случай, если моя мама заглянет с проверкой – хотя она никогда этого не делала.

Донни, лежа рядом со мной, перевернулся на другой бок, и было слышно, как батончик «Тейсти-Кейка» хрустнул под тяжестью его тела.

Вечером, когда мимо проезжал фургончик со сладостями, мы все высыпали на улицу и затарились как следует, поэтому, кто бы ни зашевелился, что-то обязательно хрустело.

Донни рассказал анекдот:

– Короче, сидит паренек в школе. Малой совсем, сидит за партой, а старенькая училка смотрит на него и видит, что он дико грустный, ну и она спрашивает: что, мол, случилось? И он воет: А-а-а! Я утром не позавтракал! Бедняжка, говорит училка. Ну ничего, не страшно, уже вот-вот и перерыв на ланч. Тогда что-нибудь поешь, хорошо? А теперь вернемся к уроку географии. Где находится Африка? И он снова воет: В постели, трахает мою мамашу. Потому-то она меня ни хрена и не покормила!

Мы посмеялись.

– Я эту хохму слышал, – сказал Эдди. – А может, читал в «Плейбое».