Несколько месяцев назад, вернувшись в старый дом, Элиза решила, что календари больше не имеют для нее значения. Тени сменяющих друг друга дней и ночей скользили по полу. Недели пролетали, словно невидимые планеты, несущиеся по залитому солнечным светом небу. Даже дня рождения у Девочки из Стен больше не было. Можно было не считать дни до окончания школы. Больше никаких каникул и выходных. Никаких календарей — кроме настенного календаря Мейсонов. По нему она теперь взрослела. По нему же узнавала об их выходных и домашних делах. Он поведал ей о предстоящем дне рождения Эдди, о начале летних каникул мальчиков, о датах летних школ и о сезоне ураганов. Элиза изменила привычный распорядок дня, подстроилась под них. Она прислушивалась, вглядывалась. Каждое ее утро — ее время — на этой неделе было наполнено предвкушением. Она рассматривала упакованные подарки ко дню рождения, которые спрятались в библиотечном камине. Она снова и снова заглядывала в комнату Эдди, проверяя, сделал ли он что-нибудь с ведьмой, которую Элиза водрузила на башню возведенного им замка. Похоже, с тех пор Эдди к нему не прикасался.
Она не знала, что и думать об этом.
Она жила в режиме ожидания. В неумолимо вращающемся мире ее жизнь была фильмом, поставленным на паузу. Призрачная жизнь.
Она не забывала.
День рождения
В субботу Мейсоны отмечали день рождения Эдди. Миссис Лора приготовила для всей семьи яичницу и блинчики, но Эдди, как всегда, ел в столовой в одиночестве. Никаких друзей он не позвал, и, судя по всему, из планов на вторую половину дня была только поездка за замороженным йогуртом в «Зак’с». Скромный день рождения, но вроде бы такой Эдди и хотел.
Элиза хорошо понимала его. Два последних дня рождения, десять и одиннадцать лет, она отмечала только с родителями. Все, чего она хотела, помимо подарков и пирожного, — проехаться по Аптауну и, высунувшись из распахнутого окна машины, любоваться разноцветными старыми домами, принарядившимися к Хеллоуину. Но в этот раз Элиза все равно надеялась, что празднование дня рождения Эдди будет чуть более масштабным. Или, по крайней мере, покажется ей чуть более интересным.
Пока Эдди открывал подарки — неспешно, осторожно, аккуратно разворачивая оберточную бумагу вместо того, чтобы просто порвать ее, — Элиза сидела в гостиной, в гардеробной для верхней одежды. В начале недели мистер Ник пристроил в ее тесную глубокую утробу большой письменный стол. Он втиснулся в длину между висящими куртками и плащами, опеленавшими его с обеих сторон. Пустое пространство под столешницей, предусмотренное для ног, служило Элизе идеальным прибежищем. Она свернулась калачиком, уперевшись ступнями в ящики, как младенец в утробе матери, слушала, как Эдди открывает подарки, и пыталась угадать их содержимое.
— Ого, — выдал он после того, как стянул крышку с картонной коробки. — Спасибо.
Что-то полезное, но неинтересное. Одежда? Может, штаны или нижнее белье? Вероятно, даже комплект нижнего белья?
— Примерь! Посмотрим, как сидит! — предложила миссис Лора.
Вряд ли это было нижнее белье.
Эдди надел рубашку и, по велению стоящей посреди комнаты матери, дефилировал в ней до тех пор, пока Маршалл не рыкнул, чтобы она перестала его смущать. Эдди тут же кинулся открывать следующий подарок. Кажется, это был один из самых небольших. Возможно, тот, который был похож на книгу. Он особенно интересовал Элизу.
— Здорово, — протянул Эдди. — Книга.
Элиза вскинула кулак в победном жесте:
— Да!
— Вау, это книга по шахматам!
Черт!