— Ближе она едва ли могла пройти, минеер. Надеюсь, что ради собственной безопасности и безопасности тех, кто отправляется с вами на охоту, вы будете в следующий раз более осмотрительны. До свидания.
Красавец бур сидел на своем коне, поглаживая длинную густую бороду и глядя вслед англичанину, удалявшемуся твердой поступью к оставленной им телеге, тогда как раненого буйвола и след простыл.
— Удивительное дело, — рассуждал он сам с собой, повернув назад лошадь и медленно отъезжая, — неужели старики правы, говоря, что есть Бог (Фрэнк Мюллер был заражен современным вольнодумством). Наверное, это так, — продолжал он, — иначе как могло случится, что одна пуля прошла под ним, а другая едва задела голову, не причинив ему никакого вреда? Я довольно хорошо метил и из двадцати разно промахнусь по крайней мере девятнадцать. Как бы не так! Бог тут не при чем. Случай, а не Бог. Случай распоряжается судьбой людей по своему произволу и играет ими, как ветер высушенной солнцем травой, до тех пор, пока не придет смерть и, подобно степному пожару, не пожрет их огнем. Но есть люди, которые умеют, что называется, оседлать случай, как необъезженного жеребца, и управлять им сообразно своим видам, которые нарочно позволяют ему кидаться из стороны в сторону до утомления и затем спокойно ведут его к намеченной цели. Я, Фрэнк Мюллер, один из таких людей. Я никогда не отступлюсь от того, что задумал. И когда-нибудь я убью этого англичанина! Быть может, вместе с ним я также убью старика Крофта и готтентота. Они ведь и не знают, что творится в стране. Мне же это прекрасно известно, так как я сам помогал подложить мину, и, если они не покорятся мне, я первый приставлю фитиль. Я их всех погублю и возьму себе Мунфонтейн, а затем женюсь на Бесси. Она будет бороться, но тем слаще победа. Она любит этого роой батье, я это знаю. А все же я буду целовать ее над трупом ее возлюбленного. Ага! Вот и телеги. Однако я не вижу капитана. Должно быть, отправился домой расстроенным. Ну что ж, придется поговорить с этими дураками. Господи, как они глупы со своими толками о «стране» и о «проклятом английском правительстве». Они сами не знают, что для них хорошо, а что плохо. Это какое-то стадо баранов, а Фрэнк Мюллер играет роль пастуха! Они когда-нибудь выберут меня в президенты, и я буду управлять ими. Да, я ненавижу англичан, но все же рад, что родился наполовину англичанином, ибо от них набрался ума-разума. Но этот народ глуп, Боже, как глуп! Он будет непременно плясать под мою дудку!
— Баас, — обратился Яньи к Джону, когда оба уже возвращались домой, — баас Фрэнк целился именно в вас.
— Откуда тебе это известно? — спросил Джон.
— Я сам видел. Он хотел сначала стрелять в раненого буйвола, а вовсе не в теленка. Никакого теленка даже и не было. В ту минуту, когда он собирался спустить курок, он заметил вас и, прежде чем я успел опомниться, опустился на одно колено и сделал выстрел в вашу сторону, а заметив свой промах, выстрелил вторично. Я просто не понимаю, как вы остались живы, потому что он замечательный стрелок и никогда не дает промаха.
— Я буду его преследовать судом за покушение на убийство, — отвечал Джон, в сердцах бросая ружье на дно телеги, — подобный поступок не должен оставаться безнаказанным.
Яньи рассмеялся.
— Не стоит, баас. Он будет оправдан, так как я единственный свидетель. Суд не поверит чернокожему и никогда не накажет бура за то, что тот убил на охоте англичанина. Нет, баас, вы должны как-нибудь спрятаться в велде, где он будет проезжать, и застрелить его. Я бы это и сам исполнил, если бы только смел!
Глава XI
Рубикон
Несколько недель протекло со дня приключения Джона на охоте, и за это время в Муифонтейне не произошло ничего особенного. Дни тянулись однообразно, и, что бы ни говорили люди, ищущие веселья, в этом однообразии существует своего рода особая прелесть. «Счастлива та страна, которая не имеет истории», — говорит пословица. То же может быть сказано и про отдельные личности. Встать поутру, чувствуя себя полным здоровья и сил, выполнить ряд дневных обязанностей до наступления вечера и затем отправится на покой с ощущением приятной усталости для того, чтобы заснуть сном честно исполнившего свой долг человека, — в этом заключается истинное счастье. Острые ощущения, тревоги едва ли полезны для умственного или жизненного развития человека, и по этой-то причине те, чье существование проходит именно в подобных заботах, более всего мечтают о тихой, спокойной домашней жизни.
Достигнув желаемого, они вначале еще волнуются, душа их еще жаждет борьбы, и до их слуха доносятся слабые отголоски внешнего мира, покинутого ими. И вот в чем заключается непреложный закон природы: он не допускает абсолютного покоя, а ставит непременным условием жизни какого-либо рода заботу.
Вообще Джон нашел, что жизнь южноафриканского фермера вполне отвечала его желаниям. У него не было недостатка в занятиях, и все его время в самом деле уходило на заботы о страусах, лошадях, рогатом скоте, овцах и посевах.
Отсутствие цивилизованного общества его беспокоило мало, так как он восполнял этот недостаток чтением; книги же всегда можно было выписать из Дурбана или Капштадта, не говоря уж о газетах, которые еженедельно доставлялись по почте.
По субботам он прочитывал Крофту политические новости, помещаемые на столбцах «Субботнего обозрения», так как глаза старика стали плохо различать буквы, а подобное внимание было ему особенно дорого. Он был весьма образован и, несмотря на постоянное пребывание в полуцивилизованной стране, никогда не терял связи с внешним миром, в стороне от которого жил. Чтение газет прежде составляло одну из обязанностей Бесси, но дядя весьма обрадовался был переменам. Познания Бесси не соответствовали глубине мыслей этого журнала, и, кроме того, она была склонна к рассеянности в местах, требовавших особого внимания. Таким образом получилось, что между стариком и его молодым помощником зародилось чувство взаимной привязанности. Джон вел себя весьма предупредительно по отношению к старику и старался всегда и во всем быть ему полезным. Кроме того, в его характере было много Добродушия и самой строгой честности, что одинаково нравилось как мужчинам, так и женщинам. Но более всего его выделяло среди колонистов то, что он, во-первых, хорошо знал свое дело, а, во-вторых, оказался вполне порядочным человеком, что было редкостью в этой стране. С каждым днем старик все больше и больше ему доверялся и наконец почти полностью передал все дело в его руки.
— Я становлюсь стар, Нил, — заявил он однажды вечером, — и вот что я вам скажу, мой друг, — с этими словами он положил Джону руку на плечо, — у меня нет сына, и вы должны мне его заменить, так же как и дорогая моя Бесси давно сделалась для меня дочерью.
Джон видел перед собой ласковое, благообразное лицо старца, осененное густыми прядями снежного цвета волос, видел его проницательные глаза, глубоко сидевшие в глазных впадинах и оттененные темными бровями, и думал об отце, давно умершем. Невольно он почувствовал себя взволнованным, и его глаза наполнились слезами.
— Да, мистер Крофт, — горячо отвечал он, схватив старика за руку, — я это исполню с величайшей охотой.
— Спасибо вам, мой друг, спасибо. Я не люблю много распространяться об этом предмете, но, как уже вам сказал, я становлюсь стар, и Господь Бог может вскорости призвать меня к ответу; в таком случае я вполне полагаюсь на вас и поручаю вам моих двух девочек. Здесь дикая страна, и никто не знает, что случится завтра, а им вполне может понадобиться ваша помощь. Иногда мне приходит в голову мысль совсем покинуть эти места. А теперь мне пора спать. Я чувствую, что земная задача моя исполнена, и я уже хилый старик, Джон.