— Деньги ещё, — мрачно сказал я, — могли и закуситься! Я ж на церкву…

— Церковь, — машинально поправила Мария Ивановна, но тут же махнула рукой — продолжай!

— Церковь, — поправляюсь, — я на на неё ни рублика! В кружку церковную опускал иногда по копеечке или две, но больше полтины за всё время никак не выходит! Могли обидеться?

— Могли, — задумчиво согласился опекун, — за деньги они всё могут, а вот без денег… тоже всё, но в совсем ином ключе.

— Так может… а? — тру пальцы, но дядя Гиляй решительно мотает головой, и вижу — закусился!

Ах ты… всем хорош Владимир Алексеевич, но иногда вот так — встанет в позу барана, да глаза кровью дурной наливает. Противная такая скотинка получается! Потом да — бывает, што и извиняется. Но сильно потом, да и не всегда.

Или… ну точно, денег нет! У Гиляровских всё так — несмотря на хозяйственные таланты Марии Ивановны, деньги уходят только так. Пф! И нету.

Владимир Алексеевич хоть и зарабатывает хорошо, но и тратит — ого! А главное — бестолково. То «хорошему человеку» помочь без отдачи, то «на хорошее дело» без счёту. Годами иногда тянут таких вот «хороших людей» и «хорошие дела», и редко с отдачей. Вроде и не бедствуют, но и копеечки про запас нет.

Гонорар получил, даже если и пребольшой и фрр! Разлетелся. Долги закрыть, повседневные расходы, меценатство всякое. Были, и нет.

С опекунством тоже всё не просто. Как я не пытался вносить свою лепту, а шишь! Полный отказ, да ещё и с обидой. А мог бы… мда.

Потупив голову, ковыряюсь ложечкой в розетке с вишнёвым вареньем, да размышляю. Могу ли я сделать какие-то ходы помимо опекуна? По всему выходит, што шиш!

На купечество могу выйти, на Иванов, на жидов, хоть даже и московских, а вот на Церковь — хрена! Через посредничество? Хм… а пожалуй, што и нет! Такая себе идея, потому как лечение может выйти хуже болезни.

В вовсе уж нехорошем случае есть варианты — начиная от общественности, заканчивая… Да хотя бы в Турцию! А? К дяде Фиме Бляйшману! Звал! Туретчина, оно конешно, сильно не Рассея, но ежели прижмёт, то почему бы и не да?!

Приободрился мал-мала, но дядя Гиляй по-своему понял.

— Не журись! — и подмигивает. Я в ответ улыбаюсь, и вполне даже искренне. Но где-то внутри, в самой што ни на есть глубине, приходит понимание — рассчитывать в полной мере можно только на себя. Ну и чуть-чуть — на Саньку с Мишкой.

Потому как даже лучшие — вот так вот. Со своими дурными амбициями через взрослость и лучшее понимание, што и как нужно для меня.

Раз за разом повторяю двойной перевод на манекене, работая исключительно на технику. Финт переводом, укол переводом, назад! И… финт переводом…

Почти медитативное состояние сбивает мальчишка, подбежавший к учителю фехтования. Выслушав его, Тарасов нахмурился и отпустил кивком головы. И… финт переводом… а-атставить!

Заметив подходящего ко мне учителя, опускаю рапиру к ноге.

— Постников не придёт, — ворчливо сказал Тарас Петрович, — предупредил. Ты как? На подмену можешь?