До площади Трубной дошли пешком, тут рядышком. А ёлок! И Мишка. Стоит рядышком с Федул Иванычем, улыбается!

Понимаю вроде, што взрослые договорились на условленное время, а Чудо! Пусть не Рождественское, но на сердце сразу теплее стало. И улыбка на морду лица такая, што чуть не треснула.

Попхались кулаками в бока и плечи, поздоровкались, да так вместе и пошли. Вроде и виделись позавчера только, а хорошо вышло! Душевно.

— Уговаривались, — Пономарёнок махнул головой в сторону взрослых. А сам сияет, как лампа керосиновая в ночи.

Ёлищи — ух! В лесу небось обходишься, штоб такие найти! Одна на десяток, а то и не один. Ровненькие, свечами зелёными вверх, юбки их игольчатые кружевами легли ровнёхонько. А дух какой! И снежок сверху падает. Не захочешь, а залюбуешься!

— Какая приглянулась? — Оборотился дядя Гиляй ко мне.

— Вот, — Я подбородком на Саньку, — художник растёт! Пусть с Надей и выбирают.

Опекун улыбнулся только, да и по голове меня погладил. Приятно! И стыдно немножко. Взрослый уже!

А потом раз! И знакомцы. Старые ещё, когда у Дмитрия Палыча жил. Здороваются со всем вежеством, ну и я ответно. Уважение в глазах, а потому и лестно немножечко. И неловко почему-то.

Ёлку на извозчика, потом дворник помог втащить. Здоровенная! Под самый потолок, и распушилась так, што чуть не пол гостиной. И красивая.

Наряжать взялись всем миром, даже и вредная горнишная. Украшения все превсе самодельные, ну вот ни единой покупной!

Нарядили, а потом Мария Ивановна рассказы Рождественские читать взялась. Нравоучительные. У меня сразу думки забегали, но по своему, а не по писанному.

— Ступайте во двор, — Отпустила нас хозяйка дома, — да не заиграйтесь! Вечером на богослужение, всю ночь стоять. Или может, подремать ляжете?

Надя задумалась было, но решила-таки на улицу, вслед за нами. Я только к себе зашёл, да в шкатулке двести рублей взял. Мы с дядей Гиляем договорились заранее по таким делам — если я зарабатываю, но и тратить могу сам. Выступаем иногда, вот и капают.