– Ты моя!.. Ты моя!.. Ты моя!..

– Не хочу другую девочку! Не хочу!

Нянька крепче прижимает меня, повторяет:

– Ты моя!.. Ты моя!.. Ты моя!..

…Утром просыпаюсь: говор и топот. Это брат Витя, сестры Наташа и Соня собираются в гимназию. Перед уходом забегают в детскую. Но сейчас они на даче.

В доме неуютно. Суетятся незнакомые женщины в белых халатах, приезжают доктора.

Перехожу из комнаты в комнату, слышу:

– Не болтайся под ногами. Иди гулять во двор.

Что буду делать одна, во дворе?

Даже Саша-джан, («Саша-Джан» – домашнее имя князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого. – Прим. Ред.) проходит мимо меня в комнату мамы, лишь мимоходом гладит меня по голове.

Понимаю – маме плохо. К маме не пускают…

Сад и беседка обвиты цветущими розами. Какие они огромные: белые, желтые, красные.

Посадил их отец. В Тифлисе ни у кого нет нигде таких прекрасных роз. Каждый вечер отец поливает их из длинного шланга. С восхищением слежу за цветными брызгами, взлетающими в небо… Иду мимо кипарисов, персидской сирени, китайской мимозы, вдыхаю запахи. У стены, увитой диким виноградом, – стол и скамейка.

В беседке тоже пусто. Прохожу в конец сада к холмику. Под ним зарыта Булька – любимая наша собачка. Каждое утро она провожала брата в гимназию, на другом конце Тифлиса. Буль-ка ехала с папой на конке, провожала до подъезда гимназии и, снова забившись под скамейку, возвращалась домой.

А теперь Булька зарыта. Одна. Надо ей что-нибудь подарить. Бегу на грядку, срываю мамины розы, осторожно кладу их на Булькин холмик.

Когда мама узнает, конечно, обрадуется, её девочка не забыла про Бульку.

Присев у Бульки, поглаживаю ладонью по траве, подражая нянькиному напеваю:

– Ты моя! Ты моя! Ты моя!..

Спиной ко мне – нянька и незнакомая женщина; наклонившись над столом, разворачивают какой-то пакет.

Затаив дыхание, подхожу на цыпочках, заглядываю через спины.