— Все, — еще раз сказала мама и, поскольку дочь продолжала молча пялиться на нее, повторила: — Все, дальше не помню. Это старинная детская песенка.
— Фигасе, песни были у старинных детей, — покачала Геля головой, — а у нас все «облака, белокрылые лошадки…»
— Не говори «фигасе», папу это огорчает. — Мама взялась резать сельдерей для салата, тут же бросила и снова повернулась к Геле: — Странно… Знаешь, у моей бабушки была очень старая музыкальная шкатулка, исполнявшая эту мелодию. С пастушкой на крышке, — мама мечтательно вздохнула. — Но шкатулка давно пропала. Я-то думала, эту песню сейчас никто и не знает. Так где ты ее слышала?
— Не помню. — Геля пожала плечами, ухватила у мамы из-под рук стебель сельдерея и выскользнула из кухни.
— Обедать будем через полчаса! — крикнула мама вслед.
— Угу! — крикнула в ответ Геля и с облегчением захлопнула дверь своей комнаты.
Фигасе, то есть вот это да! Шкатулка с пастушкой и песня — точно, как в ее сне! Что же все это значит?
Конечно, глупо было рассказывать маме про сон — сразу начались бы расспросы, какие она еще сны видит, мама усмотрит в этом какую-то болезнь, да еще к врачу потащит. И не рассказывать же ей про Фею Снов — Геля дала слово молчать.
А кроме сна про шкатулку, Геле снились и другие, поинтереснее.
Сон первый — сладостный.
Невероятно красивый сад, весь наполненный сиянием и тихим, будто хрустальным звоном. Гигантские деревья, сплошь увитые диковинными ползучими растениями, кусты, усыпанные нежными цветами, маленькие прозрачные озера, полные серебристо-розовых лотосов, — и каждый лепесток, каждую травинку Геля видит отчетливо и ясно, словно держит их на ладони.
И еще удивительное чувство,
Иногда бывают сны страшные, будто рядом кто-то невидимый, и от этого жутко, а тут, наоборот, от этого просто чудесно. Здесь прекрасно все, куда ни посмотри, но ее неудержимо тянет в одном направлении, в самую гущу сада. Там дерево.
Единственное из всех, оно будто бы не в фокусе, окутано сияющей дымкой. Геля идет на этот свет и видит, что источник сияния спрятан в листве — что-то маленькое, похожее то ли на маленький елочный шар, то ли на волшебный аленький цветочек из старого мультика, который Геля так любила в детстве.
Она хочет дотронуться до чудесного источника света. Он обжигает ей пальцы не то жаром, не то, наоборот, холодом. Она отдергивает руку, но ни уйти, ни отодвинуться, ни даже просто отвести взгляд не может.
Ей хочется рассмотреть плод ближе, это почему-то очень-очень важно, важнее всего на свете. Ей и страшно, и сладко — как зимой, перед тем как слететь с крутой ледяной горки. Она касается плода еще раз, он размером с большую вишню или с райское яблочко, очень твердый, пальцы от него немеют. Геля отдергивает руку и просыпается.
Сон второй, тревожный.
Странный неземной пейзаж, красный песок, сухие голые кусты с причудливо изогнутыми толстыми ветками и еще — кое-где — одинокие пальмы, хлопающие на ветру смешными, как огромные уши, листьями. Пустыня, — понимает Геля, — это пустыня.
Небо над красными песками даже не синее, а бирюзовое, без единого облачка. На горизонте — контур волшебного города, к которому Гелю словно бы несет ветром, как бабочку или легкий лист.
Город все ближе, его стены отсвечивают розовым, как лепестки лотосов, тех, что она видела в чудном саду, и Геле очень хочется рассмотреть его, но ветер словно играет с нею, уносит все выше и вроде бы даже нашептывает что-то непонятное: «…