Я призвала на помощь всю свою кротость.
– Но в вашем фильме про Магду Геббельс всё же не было никого из ее потомков: только хроника и закадровый текст!
– Ха! – У собеседника резко улучшилось настроение. – И ты еще хочешь кино про детей нацистов снимать?! Даже не знаешь, что Магда Геббельс убила всех своих детей!
– Не всех. – Продолжать разговор казалось бессмысленным, но я добавила: – Четыре внучки Магды Геббельс – наследницы бизнес-империй Третьего рейха с оборотами в миллиарды евро…
Моя многострадальная заявка на фильм «Дети Третьего рейха» была одобрена полгода спустя после упомянутого выше разговора.
Три серии по 52 минуты. Я должна была обеспечить более двух с половиной часов уникального материала, состоящего преимущественно из интервью с людьми, которые вообще не желают иметь дела с прессой. А тут телевизионщики из России! Но ведь я сама этого хотела.
Когда слухи об утвержденном новом проекте разнесутся по всем документальным дирекциям, я часто буду слышать: «Классная идея! Снять детей и родственников известных нацистов! И почему никто раньше не додумался?! Ведь на поверхности же!» Сказать прямо, меня это тоже волнует: почему?
Волнует оттого, что, когда разыскиваешь человека и натыкаешься на его фамилию в кладбищенских списках где-нибудь в Баден-Вюртемберге или Гамбурге, становится обидно, потому что ты не успел. Не успел к «детям», которые уже умерли. Я не успела к сыну Кальтенбруннера, шефа РСХА, не успела к Борману-младшему – сыну рейхсляйтера Мартина Бормана, священнику, единственному представителю большой семьи, готовому сниматься, но к моменту запуска проекта уже страдающему от тяжелой болезни. Не успела к сыну Рудольфа Гесса, таинственного рейсхляйтера, – Вольф-Рюдигер умер в 2004 году. Долгие годы он пытался доказать, что его девяностотрехлетнего отца убили в тюрьме Шпандау, где он отбывал пожизненное заключение по приговору Международного военного трибунала в Нюрнберге, и версия о самоубийстве самого загадочного человека Третьего рейха шита белыми нитками…
В 70— 80-е годы кое-кого из детей нацистских бонз (и даже некоторых родителей!) снимали немецкие телевизионщики. Их документалистика – особенно та, что касается Второй мировой войны, – разительно отличается от российской. Дело не только и не столько в менталитете, сколько в напряженной атмосфере умолчания, которая царит на съемочной площадке в паузах между вопросами, в сухом, сугубо биографическом подходе ведущих, в тщательной формулировке ответов собеседника. И как следствие – всё выглядит, на мой взгляд, по-театральному постановочно. Погрудный план, темный задник, правильное освещение. Ценнее мне кажутся другие съемки: в домашних интерьерах, рядом с семьей, и, конечно, никаких общих вопросов, влекущих за собой такие же обтекаемые ответы в духе «нацизм – это зло».
Меня всегда учили, что в своем герое нужно видеть человека. Простая мысль, невероятно сложная в реализации. Немецкие же журналисты, по крайней мере в фильмах, касающихся военной тематики и военных преступников, напротив, тщательно «припудривают» этого самого человека, сидящего перед ними. Теперь-то я понимаю почему: они всегда намеренно избегают присутствия всего человеческого в этой теме. Потому что человеческое несет в себе элемент оправдания. И мне, не желающей идти по пути немецкой сухой документалистики, в ходе работы пришлось столкнуться с этой проблемой. Ведь нет никакого откровения в том, что белое лучше видно на черном, равно как и наоборот. И каждая положительная черточка человека на фоне ужасов, им же сотворенных, смотрится опасной гиперболой.
Бытует мнение, что дети и родственники главных нацистов Третьего рейха уж наверняка должны держаться вместе: неважно, к одной они фамилии принадлежат или к разным. Жизнь неоднократно доказывала мне обратное. Потомки не общаются, большинство никогда не пересекались, даже если живут недалеко друг от друга. Впрочем, их отцы и деды, многие из которых находились на скамье подсудимых во время Нюрнбергского процесса, тоже не могут служить примером сплоченности. Поначалу, сразу после ареста, они все держались единым фронтом. Но чем больше процесс набирал обороты, тем больше расколов и междоусобиц, не видимых постороннему глазу, случалось на скамье подсудимых, в столовой, в тюремных коридорах и дворике для прогулок. Исторические фигуры постепенно становились обычными людьми: кто-то плохо спал по ночам, выторговывая себе лишнюю таблетку снотворного, кто-то пытался обелить себя за счет соседей по скамье подсудимых, кто-то молился и плакал, отводя душу в тюремной часовне во время общения с капелланом…
…В течение двух лет после утверждения заявки я буду бродить по разным городам Германии, США и Перу в компании тех, чьи родственники вошли в историю как «люди Гитлера». Я побываю в одной из известных мюнхенских пивнушек в компании Рихарда фон Шираха, чей дед был не просто личным фотографом фюрера, но и его ближайшим другом, отец – главой гитлерюгенда, а мать – воспитанницей «дяди Адольфа». Встречусь с родными рейхсмаршала Германа Геринга – в Америке, Северной и Южной. Выпью чаю «за мир во всём мире» с внуком коменданта концлагеря Освенцим, буду спорить по телефону с сыном Иоахима фон Риббентропа… И так далее… Всех не перечислить!
Ну а теперь – к благодарностям.
Я из тех, кто никогда не читает благодарности, и уж точно не думала, что придет день, когда сама буду их писать. Между тем это для меня не просто имена и фамилии. За ними стоят люди, которые мне помогли:
Светлана Колосова, директор Дирекции документального кино Первого канала. Редкий случай, когда ты обнаруживаешь в большом профессионале еще и товарища, готового поддерживать тебя в начинаниях. Оказав мне большую поддержку в создании «Детей Третьего рейха», она вдруг, когда фильмы были готовы, предложила: «А не написать ли тебе книгу?» (Я как раз страдала из-за того, что в фильмы вошла лишь жесткая эссенция того, что было снято, – большая часть материала просто осталась за кадром.) Я ответила, что нет, вряд ли стоит, не смогу, не сумею и вообще я читатель, а не писатель… В итоге я сделала фильмы и написала книгу. Спасибо ей.
Олег Вольнов, который всё же рискнул поверить в телепроект «Дети Третьего рейха».
Елена Афанасьева, возникшая феей в моей судьбе. Проект не без ее участия оборачивается печатными строчками этой книги.
Александр и Ирина Гагаевы, блистательные кардиохирурги, которые спасли больше, чем просто одну важную мне жизнь. Спасибо тут мало. Но они и сами всё знают. И Ирочка Корнилова, самый лучший и строгий кардиолог в мире. Я говорю о них не случайно – они такие борцы, что все мои отчаяния по пустякам кажутся глупостью по сравнению с тем, что делают эти люди каждый день в рамках своей профессии.
На страницах этой книги вы встретите Сергея Бравермана, замечательного режиссера-документалиста, профессионала и очень близкого мне человека, благодаря которому моя наивная идея, полстранички заявки, превратилась в книгу и фильм. Всегда важно, когда рядом с тобой человек, который верит в тебя и помогает, – у меня такой есть, и это счастье. То, что заявку «Дети Третьего рейха» увидели, прочитали, отнеслись к ней серьезно, поверив его слову, – это лишь крохотная часть того, за что я благодарю его.
Разумеется, моя семья, она же – мой фундамент. Мама Вера Алексеевна, папа Аким Семенович и сестра Ольга, которые верят меня всегда и порой даже чересчур, и я, как могу, оправдываю возложенные на меня надежды, хотя не постоянно, ведь слишком усердствовать тоже вредно, вы же знаете.