– Так мы остаемся или как? – выкрикнула Данеска: вообще-то она не настолько сдержанная, чтобы раз за разом терпеть пытку молчанием.
– Что?.. Да. Иди туда, вглубь рощи.
Это не роща... Всего лишь разрозненные юные сосны, но ладно, она послушается брата и... любовника.
Данеска взяла шкуру и, закинув ее на плечо, двинулась вперед. Когда зашла за деревья, то разложила овчину на земле, села, отодвинула колючие ветки и прислонилась к тонкому стволу. Ароматная хвоя все равно лезла в лицо и царапала щеки, но Данеска старалась не обращать внимания. К тому же куда больше беспокоил холод: солнце уже скрылось, вечерняя заря погасла, и выпала роса. Как вчерашним вечером, о котором лучше забыть...
За спиной зашуршала трава, захрустели сучья, но оглядываться не было смысла: и так ясно, что это Виэльди наконец спешился и идет сюда.
Он собрал хворост, ободрал с ближайшей сосенки хвою, отошел в степь и вернулся, неся аргал[1]и дерн, затем соорудил из всего этого шалашик. Скоро темноту прорезал слабый огонек, и повалил дым. Виэльди склонился над новорожденным костром, раздувая, а когда пламя обрело силу, бросил:
– Следи, чтоб не угас, – и снова ушел в степь.
Вернулся нескоро, зато принес еще дерна и аргала. Часть сразу подбросил в костер, часть сложил рядом, а сам уселся по другую сторону от Данески и уставился на пламя. Красно-рыжие всполохи осветили его лицо, заплясали багровыми отблесками, и запекшаяся кровь теперь не так сильно бросалась в глаза.
Безмолвие по-прежнему было невыносимым. Ну зачем они молчат?! Ведь их наверняка терзают одинаковые мысли, так какой смысл притворяться, будто ничего не случилось?
– Виэльди... Кровь застыла... Нужно ее стереть...
– Чтобы не напоминала о твоей дурости?!
Он поднял голову, посмотрел исподлобья. Его губы кривились, ноздри раздувались, как у разъяренного быка, и Данеска пожалела, что заговорила. Сжавшись от его взгляда, она сцепила пальцы в замок и отвернулась, но лишь на несколько мгновений. Потом в голову ударили обида, злость, безумие. Да, безумие!
Миг – и она подскочила к Виэльди, рухнула рядом с ним, вцепилась в его обнаженные плечи и закричала:
– Это я виновата, да? Я?! За этот шрам?! Но я не заставляла! Я была готова сама... сама расплатиться! Я не просила! И не поэтому ты злишься! Скажи! Не поэтому! Не из-за шрама – из-за той ночи! Но ты виноват в ней не меньше! Не меньше! Ненавижу!
Выплеснув гнев, Данеска не совладала с собой: сильнее впилась ногтями в его плечи, повесила голову, а из глаз против воли потекли слезы.
Если сейчас Виэльди ее оттолкнет или скажет что-то грубое, она не выдержит: либо разрыдается в голос, либо расцарапает ему лицо.
Он не оттолкнул – отстранил, осторожно разжав ее пальцы, а затем погладил по волосам.
– Никто не виноват, – пробормотал он. – Просто Ворон и духи любят играть с людьми... – Виэльди отвел ее на прежнее место, сам вернулся на свое и продолжил говорить прежним, холодным, голосом: – Когда доберемся домой, ты выпьешь нужные травы. Ты женщина, и должна знать, какие.
– Я знаю...
– Хорошо. Дитя не должно появиться, иначе...