— Давай, наводи на следующего! Азартно крикнул наводчику Пиксин. Танки противника уже поворачивались в сторону новой угрозы, а их орудия, шевелясь, казалось, вынюхивают самоходку. Выстрел! Трассер снаряда прочеркнул светлой молнией темноту, упершись в лобовую броню одного из американцев. И, изменив направление, унесся в сторону. Лейтенант, мгновенно вспотев, начал понимать, что он ошибся. И ошибка эта сейчас будет стоить ему жизни. Ему и его экипажу, а может быть и всей батарее. «Бронебойный тупоголовый снаряд с баллистическим наконечником БР-412Б на дистанции 1500 м при угле встречи 60 градусов пробивает 110-мм броню», вспомнил он слова преподавателя в училище, старого танкиста с обожженным лицом.

— Парни, да достаньте вы, наконец, этого ублюдка! Закричал по радио Ксавье, не выдержав картины боя, развернувшейся на левом фланге. Целых пять танков его роты, шедших позади его первой четверки, вернее, уже тройки, молотили по позиции русской самоходки. Эта чертова самоходка первым же снарядом убила танк Барни со всем экипажем. Остальные три танка из передней шеренги сейчас перестреливались с другими самоходкам красных, отползающими задним ходом по гати, причем не без успеха. Уже через минуту американцам здесь улыбнулась удача. Или водитель второй самоходки сплоховал, или разрывом снаряда у него повредило гусеницу, но его самоходка развернулась боком, частично съехав с гати и погрузившись кормой в болото. Пушка самоходки замолчала, беспомощно уставившись в сторону, не имея возможности стрелять по американцам из неподвижной рубки. А еще через полминуты сразу два снаряда влетели в ее тонкий борт. Над гатью встал огромный багровый ком взрыва, очевидно, у СУ-100 сдетонировал боекомплект. Передняя самоходка, оказавшись отрезанной, со злым отчаянием огрызалась огнем, стараясь подороже продать свою жизнь, но против трех тяжелых танков в лобовом столкновении у нее не было никаких шансов. И вот уже на гати горит третий костер. Остальные самоходки, успев отойти с открытой гати, попрятались меж кустов и деревьев, росших на западном берегу речки Паратунка. Можно было, подойдя ближе к гати, начать их «выковыривать», спровоцировав на лобовые поединки, но до этого надо было сначала разобраться с этой упрямой самоходкой, засевшей на этом берегу, на левом фланге. Пока ураганный огонь пяти танков не принес видимых результатов. М103 стреляли с места, с расстояния всего около полутора километров, но никак не могли накрыть проклятого русского, засевшего на склоне сопки, как клещ. У СУ-100, очевидно, стоящей в окопе или в глубокой ложбине, было видно лишь верхнюю часть низкой рубки. Сущий мизер, если учитывать, что вся русская самоходка имела очень небольшой силуэт, особенно в передней проекции. Но где, черт бы их побрал, моряки со своими большими пушками? До начала атаки представитель флота клятвенно обещал, что восьмидюймовки «Де Мойна» смешают с землей любую оборону, вставшую на пути танков Корпуса. Внезапно проснулось радио. На связь вышел подполковник Ричард Стейтон, который принял командование сводной тактической группой, состоящей из двух экспедиционных и танкового батальонов морской пехоты.

— Капитан, ситуация такая. Артиллерийской поддержки с кораблей не будет. Флотские опять проспали, красные атаковали крейсер ракетами, и добились несколько попаданий. Сейчас положение выясняется, но в ближайшее время на восьмидюймовки рассчитывать нечего. Универсальные пятидюймовые калибры других кораблей сейчас плотно заняты своей обороной. С воздуха нас обещали поддержать наши парни с «Атту-Стейшн», но им только лететь до места больше часа. Я добился, чтобы тебя поддерживала батарея 105-миллиметровок, но ее все время накрывают более дальнобойные русские пятидюймовые гаубицы, так что ты очень на нее не рассчитывай. Сможешь пойти вперед и захватить эту чертову переправу с этим чертовым поселком на той стороне? Иначе наш аэродром так и останется под обстрелом, и мы не сможем здесь сажать самолеты. А без них нам придется туго.

Капитан думал несколько секунд. Ему не хотелось идти вперед без поддержки артиллерии и авиации, но и торчать на месте было опасно. Надо рискнуть, тем более риск не большой. Его роте предстоит всего-навсего лобовая дуэль с более слабым противником, да еще уступающем ему в численности.

— Да сэр, справимся. Особенно, если парни на М48 из остальных рот помогут нам, а пехота прикроет от бандитов с «базуками», когда мы втянемся на улицы поселка.

— Хорошо, я сейчас дам соответствующие приказы.

Закончив разговор с подполковником, Ксавье разразился целой серией команд. Первой тройке танков предстояло подойти к самому восточному концу гати, разойдясь веером в стороны. К ним на помощь направились еще четыре танка. Всем им предстояло контролировать западный берег, подавляя все попытки русских открыть стрельбу, по возможности, не подставляя борта. А лобовую броню наших «малышек» с дистанции более полутора километров не пробьет ни одна красная сволочь. За ними концентрируется остальная рота, в том числе и пятерка, которая должна закончить дело с этой очумелой самоходкой, каким-то чудом сумевшей проскочить на этот берег. Ну а после того, как его рота подавит все очаги сопротивления и возьмет на прицел все подозрительные места на том берегу, через гать пойдут парни на М48. Спихнут этот железный хлам и займут плацдарм на том берегу, это уже при поддержке морпехов из 22 батальона. Первым посылать через гать в поселок мощные, но неуклюжие и неповоротливые тяжелые танки его роты Пол категорически не хотел. Не успеешь оглянуться, как сожгут, выскочив с базукой из-за какого-нибудь забора.

Лейтенант Пиксин не знал, что ему делать. Ближайшие танки противника, целых пять штук, развернувшись к нему толстой лобовой броней, даже не двигались с места. Они просто долбили по его позиции из пяти длинных стволов огромного, даже по меркам самоходчиков, калибра. Его экипаж пока выручал подготовленный саперами окопчик, скрывавший все шасси самоходки. Снаружи торчала только часть рубки с маской пушки. Трассеры снарядов противника, густо летевших от американцев, пока проносились рядом с рубкой, или утыкались в землю перед окопчиком, поднимая столбы земли и грязи. Все это закрывало видимость наводчику, и поэтому ответные выстрелы самоходки были редкими и безрезультатными. Ну, если не считать еще пары рикошетов от башни одного из танков противника. Лейтенант, в конце концов решил, что ему надо делать, только вот именно в этот момент лимит везения у его машины почти закончился. Перед глазами сверкнула вспышка и наступила темнота.

Очнулся лейтенант от теплой воды, льющейся ему на лицо. Тело его, по ощущениям, пропустили через мясорубку, в голове шумело, перед глазами плавали разноцветные круги. С трудом он понял, что лежит, поджав ноги, на полу боевого отделения. При свете тусклой лампочки он увидел склонившиеся над ним лица остальных членов экипажа, они двоились и расплывались, беззвучно открывая рты. Внезапно, кусками, стали возвращаться звуки. В это же время начали возвращаться запахи. Кисло-приторную вонь от сгоревшего пороха остро перебивал запах близкого пожара, где-то рядом совершенно точно горела какая-то тряпка, обильно приправленная соляром.

— Тащ. етенант. ак. бя. вуюте? С трудом дошел до него вопрос заряжающего.

— Не помру… С хрипом выдавил из себя он, садясь и поднимая руки к лицу. Из правого уха под шлемофоном текло что-то густое и теплое, во рту была каша из непонятно чего. Лейтенант, с трудом перебарывая противный медный привкус, выхаркнул из себя прямо на ладони комок чего-то темно-красного, с белевшими осколками собственных зубов. Потом огляделся, машинально вытирая руки прямо об свой комбинезон и уже более осмысленно спросил:

— Что с машиной? Это мы горим?

— Попали в нас, но снаряд рикошетом ушел. Наверное, угол слишком острый был, иначе мы бы уже не разговаривали. Пояснил наводчик, показывая на длинную выпуклость, образовавшуюся с внутренней стороны цилиндрического основания командирской башенки на правом боку рубки.

— Как попали, так я сразу ветошь поджег и наружу выбросил, потом еще солярки подлил, чтобы на бруствере чадило. Добавил водитель. Американцы, когда огонь разгорелся, сразу стрелять перестали.

— Ну, и мы пока тихо сидим. Двигатель работает, пушка в порядке, только вот рация накрылась.

Пиксин с запоздалым раскаянием вспомнил о последнем приказе командира батареи, услышанным им по радио, и им же сразу нарушенным, и спросил, поднимаясь на ноги:

— А остальные машины нашей батареи как?

— Пока не стреляют, тоже тихо сидят.

На ногах ощутимо качало. Лейтенант с содроганием прижался плечом к отметине от снаряда, который едва не убил их всех, стараясь рассмотреть что-то в смотровой триплекс. Тот был покрыт густой сетью трещин. Как и два других, очевидно от удара снаряда, пусть и рикошетом, плохо пришлось не только лейтенанту.

— Сержант, давай запасные триплексы. Пока меняли треснувшие приборы наблюдение, обстановка снаружи начала меняться. Количество рычащих моторов американских танков увеличилось, и начало смещаться к западу. Там же теперь раздавались и звуки выстрелов.