— И зачем аптекарю шомпол от винтовки? — подыграла мне веселая барышня, наслаждаясь разгоревшимся скандалом.
— Пулю из раны вынимать, ему скоро, очень скоро, он станет крайне необходимым.
— Почему? — и ресничками так, как крыльями бабочки — хлоп- хлоп. Ай, ты моя умничка!
— Так его на днях будут грабить и обязательно подстрелят, просто всенепременно подстрелят.
— Да почему вы говорите, что аптеку непременно ограбят? — барышня уже не улыбалась.
— Ну как-же? На днях революционные матросы, гордые альбатросы Балтики, винные склады полностью изничтожат и пойдут по аптекам. Вежливо попросят подать им спирт и кокаин, очень моряки из них любят коктейли делать. А тут это хамло со своим иба… то есть лицом, скажет героям Балтики, как давеча мне, что для них тут ничего нет. И что произойдет? Правильно — аптеку разобьют и разграбят, а этого придурка застрелят. Ты, придурок это мотай на усишки свои…
Этого фармацевт уже не выдержал, и схватив меня за плечо он заорал, по старой памяти, очевидно:
— Полиция! Зовите полицию!
— Ах полицию тебе! — уже вызверился я и заехал ладонью по пухлым губам молокососа, после чего, сорвав его руку с моего плеча, сам ухватил его за белый халат:
— Сейчас я тебя отведу к полиции, сука! Они как раз в Неве, под льдом плавают, и ты туда отправишься, заявление делать.
Я потащил аптекаря из-за прилавка, он уперся в него двумя руками и пронзительно завизжал: — Нет!
За нами звякнул колокольчик и хлопнула входная дверь, это сбежали гимназист со своей барышней.
Когда, спустя пятнадцать минут, в аптеку ввалился десяток вооруженных людей, ведомый давешним гимназистом, мы с аптекарем вполне мирно обсуждали свойства продаваемых в аптеке пилюль и порошков. К сожалению, кроме английского аспирина, спиртового раствора йода и перевязочного материала, другие средства, среди многочисленных порошков, пилюль, таблеток и сиропов, доверия у меня не вызывали. За перечисленное выше я расплатился честь по чести и теперь мучительно думал, не купить ли еще чего либо?
— Руки верх! — от двери в мою сторону уставился ряд штыков.
— Вы это мне, товарищи, или аптекарю?
— Э-э… — товарищи замялись.
— Вот видишь, к чему приводят твои старорежимные закидоны! — повернулся я к замершему с поднятыми руками аптекарю: — А вот подстригся бы на лысо, как революционный поэт Владимир Маяковский, и за тобой бы не пришли. Правильно я говорю, товарищи?
— Это этот вот контрреволюционные разговоры здесь ведет! — завизжал гимназист, тыча в меня пальцем. Что интересно, барышню с собой он не прихватил.
— Что здесь происходит, граждане? — раздвинув, направленные на меня стволы винтовок, вперед выдвинулся мужчина лет сорока, с пышными буденовскими усами и в кепке, не дать, ни взять, передовой рабочий, как их любят изображать в советской литературе и кинематографии.
— Вы, товарищ командир, скажите вашим людям стволы вверх поднять, а то вон тот юноша в студенческой фуражке сильно давит на спусковой крючок, видно, очень хочется кого-то убить. А если он выстрелит, нас обоих одной пулей убьет. На Марсовом поле быть похороненным, конечно, почетно, но мне пока рано, ибо революция не закончена.