«We have vowed, and our vows are heard in heaven; color is nothing to me; his soul is as white as mine; he is a Christian, and ever since I embraced religion I have been praying that God would open a door for me to be a missionary, and this is the way.»
«Мы поклялись, и наши клятвы услышаны на небесах; цвет кожи для меня ничего не значит; его душа такая же белая, как моя; он христианин, и с тех пор, как я приняла религию, я молилась о том, чтобы Бог открыл мне дверь, чтобы стать миссионером, и вот этот путь».
Подруги Харриет, девушки из церковного хора, оплакали ее как мертвую и носили по ней траур, но упорство семьи Голдов было сломлено упорством Харриет, и 28 марта 1826 года они с Илайесом обвенчались.
Город еще не перестал гудеть после этого брака, как среди учеников обнаружились еще несколько юношей, собравшихся жениться на белых девушках: Майлз МакКи, наполовину чокто, Дэвид Картер, наполовину чероки, и Джеймс Террел, осейдж. Их поспешно исключили из школы и отослали домой, а саму школу постепенно прикрыли, тем более, что и вожди племен, чьи дети в школе учились, высказывали недовольство: белая невестка была вовсе не таким ценным приобретением для племени, как белый зять, да и потом: кем будут внуки? В племенах с матрилинейным принципом наследования, как у чероки и чокто, этот вопрос был немаловажен. Дети знатнейших индейских юношей не будут членами племени? В общем, для индейцев такие браки тоже были жутким мезальянсом.
Вот так и закончилась история школы в Корнуолле.
9
Ноябрь и декабрь среди холмов южной Оклахомщины – это вам не заснеженные нижегородские поля. Русскому человеку назвать это время зимой довольно трудно – осень, причем довольно ранняя. С погодой нам повезло, дождливых дней было мало. В декабре по утрам иной раз в ведрах с водой был тоненький ледок, но зато, как солнышко подымалось повыше, становилось достаточно тепло, чтобы можно было работать в одной рубашке. Чиггеры – мелкая кусачая дрянь, которая донимала все лето и из-за которой в этих краях на травке не поваляешься, — после первых холодных ночей пропали. Змеи тоже вроде бы залегли в спячку, хотя вечерами у костра мы продолжали пугать друг друга россказнями о змеиных свадьбах, змеином короле и о Самой Большой Гремучке, которую встречали в этих местах. У страха, понятное дело, глаза велики, так что Самая Большая Гремучка выходила подлиннее анаконды. В реале же нас пока бог миловал близко знакомиться с гремучками и мокасиновыми змеями, что сейчас, что когда мы работали в здешних краях летом. В смысле, змей в Оклахоме много, и мы в этом не раз убеждались, но вот кусать они никого из наших работников не кусали, хотя наши ирландцы были довольно беспечны, потому что святой Патрик изгнал змей с их острова. Я тоже был когда-то беспечен, но очень быстро от этого излечился, когда – это еще было в мае – сунул в сапог ногу и почувствовал внутри что-то «змеистое». На мое счастье, это была всего лишь змея-подвязка, для человека неопасная, но привычку надевать сапоги не глядя мне пришлось пересмотреть.
Наш прославленный партизан Фокс во время ужинов делился способами приготовления жаркого из мокасинки, однако когда ему было предложено продемонстрировать умение на практике, отговорился тем, что, мол, не сезон сейчас мокасинок есть. То есть, конечно, если голод прижмет, то в любое время года можно, но вот самые вкусные они в апреле.
— А вам что сейчас – мяса не хватает?
Мяса нам в общем-то хватало. Вернее, только мясо у нас из жратвы и было в изобилии, а вот муки было маловато, вместо кофе какая-то коричневая фигня, точного состава которой мне и знать на всякий случай не хотелось, а ящик со сгущенкой наши бравые ирландцы нашли где обменять на виски и устроили себе выходной день по такому поводу. Был еще бекон – на случай, если с мясом будут перебои, но перебоев как-то не случалось: в наш котел попадала то оленина, то дичь помельче. Повар обещал, если подвернется случай, какой-то деликатес из бизоньих языков, но бизоны, похоже, про это прослышали и вблизи техасской дороги не появлялись. Поэтому на индейских фермах мы то и дело покупали бычков. А Норман разок очень выгодно купил нескольких лонгхорнов из проходящего стада – и тут же случился бунт на корабле. Не со стороны ирландцев – эти жрали все, что им давали, и жаловались только на отсутствие спиртного. А вот Фокс, после смены увидевший покупку, забыв о субординации, наорал на Нормана: какого черта он у скотокрадов покупает? Нам что, нужны проблемы из-за ворованных коров?
— Да с чего ты взял, что это скотокрады?
— Да кто еще? — Фокс ткнул пальцем в направлении давно прошедшего стада. — Вот куда они скот гонят?
— На север, — ответил Норман.
— Ага, — сказал Фокс. — В декабре.
Смысл его сарказма был для нас малоочевиден. Ну да, декабрь. Прохладно, конечно, но снега нет и, похоже, не предвидится, трава сочная, коровы ее едят с удовольствием.
— Это здесь снега пока нет, — объяснил Фокс. — А в Миссури и снег может быть, и морозы. Рано коров гнать туда. Продавать будут, значит, военным, в Форт-Гибсоне или, может, в Форт-Смите.
— Но воры-то почему?
— Стадо маленькое, — пояснил Фокс. — Отбили где-то часть стада и распродают по дешевке.