Это со мной, значит. Потому что я старший.
И тут меня осенило. Я решил использовать наш главный и единственный козырь – положение гостя.
– Как же так, – говорю. – Мы к вам в гости приехали, а вы нам устраиваете спектакль? Мы что – преступники?
Этот довод как-то подействовал. Мужики сменили гнев на милость и выписали нам штраф за не пристегнутый ремень.
Отъехав километров десять, мы долго искали ремни на наших мотоциклах, но так и не нашли…
VIII. И снова Астрахань
Мы въехали в Астрахань. Последний километр до гостиницы, последняя сигара из дорожного хьюмидора. И для «Иваныча» это тоже последнее дальнее путешествие. Он настрадался, бедняга, за эти 11 тысяч километров – падал, ломался, ездил на черт знает каком бензине по черт знает каким дорогам.
Удивительно, но Азия далась ему тяжелей, чем кругосветка. Теперь он отправится в мастерскую к доброму доктору, а потом станет заслуженным городским мотоциклом. Буду выезжать на нем время от времени, вспоминая пустыни и степи, перевалы и вершины, переправы и туманы, города и дороги, солнце и ветер. Время, которое я провел в его седле…
…Мой любимый мотоцикл! Там, где бывали мы с тобой, мало кто бывал на этой земле. Ты прошел по таким дорогам, которые казались совершенно немыслимыми для спортстера, – от боливийских перевалов до казахской пустыни.
Теперь я точно знаю, что чувствовал всадник, когда расставался со своим старым конем. В какой-то миг это может быть острей влюбленности в женщину, в какой-то час – нежнее любви к сыну. Но мы не кочевники, мы европейцы. И «Иваныч» не конь, а старый добрый «Харлей». И это хорошо. Ему ничего не угрожает, ни болезни, ни старость. Он будет стоять в гараже и напоминать мне о пройденных дорогах. Добрый, проверенный друг…
…В гостинице, перед сном, я вспомнил Семевского. Представил себе, как тогда, восемьдесят лет назад, он возвращался из своего путешествия по пустыням.
Как от нас далек этот деловой тон энтузиаста, почти «марш в прозе»:
Они несли «равенство и свободу на крыльях революции», мечтали покорить природу и обуздать историю, но все случилось иначе. Седая Азия стерла «красную религию», как случайный и неудачный рисунок на песке. Осталось только воспоминание, образ, – среди сотен и тысяч других воспоминаний и образов.
Огорчило бы это Бориса Николаевича? Навряд ли. В послевоенные годы, общаясь с Львом Николаевичем Гумилевым, он уже ясно понимал вечность этих пространств и тщету человеческих усилий.
…Но и тот мир, который мы видели весной 2017 года, отправившись на мотоциклах вглубь Азии, – это тоже одно из мгновений в потоке, дорога между прошлым и вечностью по песчаным берегам застывшего в ожидании пространства, через переправы и мосты постоянно текущего времени.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ,
еще не последняя
I. Синдром возвращения
Я вернулся, да. На самом деле, приятно возвращаться: прощай, дорога, здравствуй, дом, можно заняться привычными и при этом почти уже забытыми делами. Здесь как будто все начинается заново. Утренний кофе, телефонные звонки, переговоры, обязательные дела, рядом родные лица, – все это раскатываешь по нёбу как новые вкусовые ощущения, стараешься продлить удовольствие.