Вика испытующе смотрела на Агафью, но та отвечала ей спокойным, доброжелательным взглядом. Успокоившись, Вика спросила:

— А что нас в будущем ждёт?

Агафья долго молчала, тихо покачиваясь, потом медленно открыла глаза и сказала:

— Море видела. Огромное, берегов не видать. А вода чистая да прозрачная, аж светится до самого дна! Змея чёрная по нему плыла. А потом море вдруг почернело, а змея белою стала!

— К плохому или к хорошему? — Спросила Вика.

— Не знаю, девонька, — Отвела глаза Агафья. — Не знаю… Скрыто всё, ведь будущее это. Как бог его разумеет, таким его и сотворит, таким оно и будет! А кому будет оно хорошее, кому плохое — это уж как он распорядится!

В двери постучали. Агафья буркнула себе под нос: «Пришёл?». И громко крикнула:

— Открывай, чего оробел-то?

Дверь тихо отворилась и на пороге появился вчерашний небритый, только теперь он был чисто выбрит и в новой футболке. Вика побледнела. Осторожно заглянув в дверь, Михаил Спиридонов вежливо поздоровался и напомнил:

— Агафья Тихоновна, вы сказали сегодня за мазью прийти.

— Заходи, сейчас дам. Как там Иван? Лёнька как, на голову жалуется?

— Да хорошо всё, вроде обошлось. Голова не болит. — Мишка отвёл глаза.

— Окаянных небо любит! — Покачала головой Агафья. — В церковь сходите!

— Что там делать-то? — Лицо Спиридонова задёргалось.

— Может, от бога слово какое услышите! Может, жизнь изменится!

— Да поздно, бабушка Агафья, жизнь-то менять! — Махнул рукой Спиридонов.

— Никогда ничего не поздно! Оптину пустынь разбойник построил! Засовестился под старость лет и жизнь свою изменил. Что ж постыдного в том, чтоб светлою душою быть?

Спиридонов со скучающим видом изучал стены и потолок. Агафья подала ему баночку и бутылку:

— В банке мазь. Рёбра я ему вправила, пусть мажет два раза в день — болеть не будет и синяк разойдётся. А Лёнька пусть отсюда пьёт понемногу, пока всё не выпьет. Да чтоб никакой водки! Понял?

— Понял! Что тут непонятного?