Кети…
— Я не… Я не хотел… Я хотел… расквитаться. Заставить тебя… заставить тебя… — Итан начал сползать по стене, хватаясь за гипс на левой руке. — Никогда не смогу взять в руку карандаш… Никогда…
Так он и сползал но стене, пока не сел на пол, закрыв глаза, и дыхание шипело в его груди, как воздух в акваланге.
Только не это…
Я рванулся вперед, упал на колени и приложил два пальца к горлу Кети. Пульс, где-то здесь должен быть пульс.
— Нет! Кети, нет, нет, нет, нет, нет…
— Я не хотел…
— О, Эш, мне так жаль. — Элис встала рядом со мной на колени, обняла меня руками и прижалась всем телом. — Мне так жаль.
Не помню, когда Элис отпустила меня, вот только что она была здесь, а потом я снова один — и смотрю в голубые глаза Кети. Откуда-то из-за спины разнеслись по комнате звуки рвоты. Я обернулся.
Элис, наклонив Итана через колено, совала пальцы ему в глотку. Его спина напрягалась, и на подвальный пол плескало чем-то вонючим и желтым. Снова. И снова.
— Ну-ка, давай выкини все, и еще раз!
Вонючая блевотина с белыми точками таблеток.
Я встал:
— Оставь его.
— Он умрет, если я не…
— ОСТАВЬ ЕГО!
Она уставилась на меня и, уронив его на пол, попятилась от мерзавца, который убил мою дочь.
Пистолет вздрогнул у меня в руке. Громкой, оглушающей нотой, которая эхом облетела комнату, туда и обратно, туда и обратно, постепенно угасая.
Итан лежал на боку с крошечной дырочкой на лице, на полдюйма ниже скулы. Пуля разорвала ему заднюю часть головы, и содержимое разрисовало стену красочным павлиньим хвостом.
Элис осторожно вытащила у меня из руки пистолет: