Солнце заливало залы дворца Торена слепящим прозрачным светом. Амато Мальвораль, младший отпрыск благородной, но обедневшей анконской семьи, пробирался сквозь толпы придворных и слуг по парадной лестнице, коих по случаю приема набилось немыслимое количество. Периодически он останавливался, чтобы поздороваться со знакомыми и обменяться новостями. Преодолев малый коридор, он, наконец, добрался до Зала Славы, и завертел головой, пытаясь найти местечко поудобнее. Это было не так-то просто сделать, придворные стояли у стен в несколько рядов так же плотно, как горожане на центральной площади в утро публичной казни или ярмарки. Наконец, он приткнулся возле одной из колонн, и, убедившись, что обзор достаточно хорош, достал свою записную книжку.

Амато был хронистом при королевском брельском дворе. По правде сказать, он с большим удовольствием назвал бы себя драматургом или писателем, и даже сделал некоторые шаги на этом поприще, однако, престранная вещь, чтобы он ни пытался написать: пьесу, поэму или рассказ, в итоге получались те же хроники, в чем он в очередной раз убедился не далее, как прошлой ночью. Со вздохом вспомнив «Оду Весне», закончившую свою короткую жизнь в камине, он принялся записывать услышанные по пути новости и сплетни.

Самой главной новостью, обсуждаемой во всех гостиных столицы была женитьба первого министра Жеана Нелу на девице из простонародья. Нельзя сказать, чтобы данный поступок скандализировал общество, все-таки канцлер отнюдь не принадлежал к цвету аристократии – нет, он был сыном откупщика, вознесенный на вершины власти благоволением короля, как и многие другие (здесь надо отметить, что представители знатных домов находили привычку его величества окружать себя людьми из низов, лично ему преданных и только от него зависящих, весьма прискорбной и достойной всяческого порицания). Так вот, ожидалось, что тан3 Нелу, который был еще относительно молод и предусмотрительно не обзавелся до сих пор семьей, непременно женится на какой-нибудь высокородной, но бедной, как храмовая мышь, девице из провинции, чтобы придать своему имени аристократический блеск. Так испокон веков поступали все выскочки, из недавних примеров – командор Рохас, капитан личной королевской гвардии и комендант Торена. Причем Рохасу повезло исключительно: он исхитрился жениться на девице не только знатной, но и богатой, и даже весьма недурной собой – а потом стремительно овдоветь. Новоявленная же танна Нелу, как уже было сказано, не могла похвастаться ни родословной, ни состоянием. Говорили, правда, что она бесподобно, божественно, сказочно красива, что Нелу нашел ее то ли в лесу, то ли в каком-то придорожном трактире и влюбился насмерть. Возможно, это являлось некоторым преувеличением – Амато с трудом представлял себе, чтобы холодный расчетливый канцлер внезапно воспылал безумной страстью, однако по всей очевидности, брак этот был заключен не по расчету, и новоявленный муж рассчитывал на любовь и верность юной красавицы супруги. Многие находили сей поступок весьма смелым, однако опрометчивым и недальновидным, принимая во внимание побитое оспой лицо канцлера, его выдающийся нос, скверный нрав, откровенную скучность и скаредность. Новобрачный, вероятно, и сам мыслил сходным образом, поскольку держал жену взаперти, подкидывая дров в костер общественного любопытства.

Вторая новость была печальной. На дороге из Ажена в Тирену был найден мертвым друг наследного принца, Ги Лацетти, адьд Серано. Предполагали, что это нападение разбойников. Само по себе происшествие сие было прискорбным, но обыденным, благо разбойников в Бреле всегда водилось в избытке. Однако, принимая в расчет, что за последние три месяца еще двое друзей принца погибли во цвете лет, оная смерть не могла не выглядеть странной. Грешили, по большей части, на кару Всеведающего, которая настигла молодых людей за бесконечные попойки, неумеренный разврат, бесчинства и тому подобное безобразное поведение. Почти два года назад зарвавшиеся наглецы исчерпали терпение общественности и короля, и были изгнаны из столицы. В Морени остался лишь альд Кловис Дамиани, за него вступился отец, наместник одной из провинций на востоке.

«Бездарный виршеплет», – привычно подумал Мальвораль и поискал глазами соперника.

Дело в том, что сочинительство, с легкой руки принца Арно, вошло в моду при дворе и стихи стали писать все, кому не лень (в том числе и сам Амато). И хотя в большинстве своем плоды этих литературных изысканий оставляли желать лучшего, именно стихи Дамиани больше всех оскорбляли чувство прекрасного молодого человека, хотя мысль о том, что они были еще хуже, чем его собственные, являлась для него некоторым утешением.

Означенный виршеплет быстро нашелся: он стоял рядом с танной Камиллой альдой Монтеро – Бевиль – первой фрейлиной и близкой подругой королевы, и нашептывал ей что-то на ухо. Прекрасная альда прикрывала веером лицо, однако карие глаза чайного цвета выдавали ее смех.

– Когда вернется Меченый, этому вертопраху несдобровать, – раздался над ухом хрониста чей-то голос. По всей видимости, парочка привлекла внимание не только Амато.

– Не думаю, – отвечал другой голос, – Рохас не ревнив, что весьма разумно, потому что таких поклонников у альды Монтеро, как дыр в городском бюджете, и убивать их всех утомит даже такого головореза, как он. Интересно, где он пропадает уже второй месяц?

Меченым командора Рохаса называли из-за огромного количества шрамов на теле, включая лицо: поговаривали, что их насчитывается едва ли не два десятка. Связь командора и танны Камиллы длилась уже пару лет, и считалась практически брачным союзом (хотя и вопиющим мезальянсом, ведь танна Камиллы принадлежала к довольно древнему роду, а тан Рохас был сыном простого солдата и человеком с темным прошлым – да и настоящим тоже, чего греха таить).

«Какая красивая пара, – вздыхали юные сентиментальные фрейлины принцессы Мелины, – как жаль, что они не могут пожениться, и подумать только, из-за такого пустяка!»

Пустяком был шестидесятилетний тан Бевиль, альд Монтеро, муж красавицы, который отказывался последовать примеру жены тана Рохаса и освободить молодую, полную сил женщину от своего тягостного присутствия. Подобная черствость вызывала у сердобольных девиц негодование. И действительно, цветущее здоровье супруга не оставляло влюбленным ни одного шанса на ближайший десяток лет. «Вот что бывает, когда выбираешь жену на тридцать лет моложе, – с мстительной радостью хмыкали дамы, распрощавшиеся с юностью в прошлом столетии. – Однако же король – это совсем другое дело, – поспешно добавляли они. – У него с королевой совсем небольшая разница, всего-то двадцать с небольшим, да и вообще он в свои годы мужчина хоть куда». С этим утверждением было трудно поспорить. Почти все придворные дамы в возрасте от двадцати пяти до шестидесяти имели возможность хоть раз убедиться, что король, которому недавно исполнилось сорок девять лет – это мужчина хоть куда.

Амато неожиданно заметил, что взоры многих придворных устремлены на одну из соседних колонн. Он повернул голову и обнаружил у колонны альду Монтеро. Еще одну. Он повернулся обратно и убедился, что первая альда находилась на том же месте и по-прежнему была увлечена беседой с виршеплетом Дамиани. Молодой человек понял, что стал жертвой зрительного обмана и принялся рассматривать даму у колонны. Незнакомка обладала такими же темными вьющимися волосами, что и танна Монтеро, такими же большими глазами (правда, светлыми и немного удлиненными), пухлыми губы и тонкими мягкими чертами лица, она была примерно того же роста и телосложения, однако при всем поразительном сходстве принять ее за танну Камиллу можно было лишь в первое мгновенье. При более детальном рассмотрении становилось очевидно, что это все же другой человек. Быть может, это ее кузина или дальняя родственница, из провинции, и явно небогатая.

Она выглядела немного моложе танны Камиллы, на ней было простое темное шелковое платье, а из украшений лишь скромная нитка мелкого жемчуга на шее, да пара таких же маленьких жемчужных сережек. Волосы были убраны в простой узел на затылке. Она стояла прямо, и со спокойным интересом рассматривала парадный зал и толпу придворных, изнемогающих в ожидании окончания затянувшегося совета и появления короля. Амато посчитал, сколько раз он мысленно произнес слово «простой» и подумал, что в этом состоит главное отличие незнакомки от своей блистательной родственницы.

Последняя, отметил Амато, в очередной раз повернув голову, теперь тоже смотрела на свой двойник. Во взгляде ее читалось неподдельное изумление, отчего летописцу пришлось признать, что он ошибся в своих предположениях. Это же она, услышал он шепот за своей спиной, «бастард Эртега». Амато едва не хлопнул себя ладонью по лбу. Как он мог забыть про саму скандальную новость этих наполненных скандальными новостями последних недель. И в самом деле, на днях ожидалось прибытие ко двору плода греховного, незаконного и святотатственного союза бывшего первого жреца Брелы, отпрыска древнего и славного рода Эртега (кстати говоря, дальних родственников семейства Льянсолей, из которого происходила танна Камилла – все-таки он не ошибся относительно причины их сходства) с распутной ведьмой, дочерью проклятого народа севардов – магов, чернокнижников и конокрадов, которые в стародавние времена подписали договор с дьяволом, обменяв души своих потомков на колдовскую силу. Самые бедные представители этого богомерзкого племени странствовали по городам и селам, и зарабатывали себе на хлеб разными непотребствами: гадали по руке, на картах и прочих подручных средствах, зачаровывали добрых людей, чтобы сподручнее вытащить у них кошелек, и наводили на них порчу (по заказу других добрых людей, как заметил один знакомый остряк Амато), а богатые и ученые часто служили у знатных особ и даже у правителей астрологами и магами, что, конечно, не делало их менее богопротивными.

Во все эти росскозни Амато не верил, однако после одного случая на ярмарке испытывал к севардам отчетливую неприязнь. Тогда он имел глупость поддаться на уговоры рыжеволосой красотки в ярких тряпках и послушать про свою судьбу. «Тебя ждет слава и богатство, – страстно шептала гадалка, неотрывно глядя на него своими золотисто-желтыми севардскими глазищами, отчего ему делалось и сладко, и жутко одновременно, – но также великие испытания и бедствия, потому что великий талант порождает великую зависть. Этой беде все же можно помочь. Золото ослепит завистников и помешает им тебе вредить. Положи свой перстень на ладонь, а я прочитаю над ним заклинание, и более ничья злоба не коснется тебя. Не бойся, – добавила она, заметив колебания Амато, – я не коснусь его. Он всегда будет перед твоими глазами». Амато послушно положил на ладонь перстень и стал неотрывно на него смотреть под мерное бормотание гадалки. Через некоторое время кто-то любезно попросил его убраться с дороги, и Амато с удивлением обнаружил, что и перстень, и севардка исчезли, равно как и кошелек, парадная шпага, а также золотая перевязь – последнее богатство его семьи.