– Героем себя чувствуешь? Тебе посмертно Героя дали! Думали – умер во славу Родины, шкура!

– А я во славу Родины жив. И никто меня геройской награды не лишил.

– Не понимаешь, – ощерился капитан. – Герой Бутаков умер! А передо мной – самозванец, его я сейчас отведу в подвал и пристрелю.

Он даже ТТ достал и затвор передёрнул.

– Поднимайся. Живо!

– Как скажете, гражданин.

Понятно, что пугает и на пушку берёт. Сто пудов мне срок набавят, не здесь – в преисподней. Но не удержался, извините.

Пистолет улетел в сторону. Ногой по яйцам – раз. Кулаком в челюсть сбоку, где она хрупкая. Ох, как зубёнки треснули. Перевернул тело на живот и выписал два аккуратных, выверенных тычка по почкам. Немного пописает красным, потом всё пройдёт, ненадолго. Однажды почки полностью откажут. Применить адские средства против НКВД – грешно, но извинительно.

Плюбовавшись на плоды своих деяний, я забарабанил в обитую железом дверь:

– Откройте! Тут гражданину капитану плохо стало.

Как меня избили… Испанские дружинники, ввалившие "франкистскому лётчику" у "Фиата", славным парням из госбезопасности в подмётки не годятся. Я изображал потерю сознания, получал на голову ведро воды, и по новой. Чтоб жизнь мёдом не казалась, как любят приговаривать в СССР.

Повреждения своих внутренних органов, нанесённые сотрудниками внутренних же органов, залечивал сразу, а внешние оставлял в первозданном великолепии. Надеялся, что слух о моём задержании непременно дойдёт до нужных ушей. Но советская бюрократия сработала медленно, и долгожданный визит состоялся лишь через двое суток, когда менее выносливому арестанту полагалось бы сдохнуть.

– Мазл тов, Яков Владимирович.

– Ваня? Это и правда ты? Сержант, дайте больше света в камеру.

– Трудно узнать после местного гостеприимства. Простите, что шепелявлю.

Смушкевич застыл в нерешительности. Вмешался какой-то энкаведешный чин постарше, которого явно приставили провожатым к комбригу:

– Арестованный напал на сотрудника ГБ во время допроса, сломал челюсть.

Я даже отпираться не стал, рассказал про мордобой и взведённый ТТ у морды. Чин явно не понял причину моего недовольства – здесь подобное в порядке вещей. А увечить лубянковского орла не годится.

Яков затребовал моё досье, пробежался глазами по рапорту, заглянул в газету. Спросил лишь:

– Какого чёрта ты представился Анджеем Ковальским из Познани?