Узор рассыпался, канал огня выпрямился, а зелёный канат, шедший к моей шее, как будто всколыхнулся, принимая порцию маны. Ага! А если пульнуть огнём немного в сторону?

Каких-то полчаса, методом таких точечных уколов я срезал верёвку на своих ногах. Вспомнив, что огненная нитка у меня есть в локтях и в плече, методом проб и болезненных ошибок, освободил и руки. И что интересно, зеленый канат к моему усмирителю как будто истончался, когда я тратил энергию на огненный выстрел.

Встал, потянулся, а то всё тело затекло. Теперь даже и не знаю, как я буду объяснять внезапную потерю веревок своим пленителям, заранее не придумал.

Впрочем, чего это я должен что-то объяснять? Пусть они сами придумывают свои версии!

Руки с ногами у меня были все в точечных ожогах от промахов. Только, на фоне той мысли, что завтра меня в жертву принесут, это вообще не существенно. Хоть и болезненно. Эх, лечилки у меня отобрали, вон сколько маны жизни у меня, заправил бы и подлечился. Даже канал есть в ладошке. Интересно, а я смогу повторить узор малого лечебного заклинания, как создал преобразование огня?

В этом каменном мешке не было понятно, сколько сейчас времени, но слова, что всё действо должно произойти «завтра», говорили, что время у меня есть, и это время надо как-то потратить с пользой. Спать не хотелось, видимо, выспался, пока был без сознания, потому решил всё же попробовать создать заклинание, рисунок которого врезался у меня в память, кажется, навсегда.

С огнём у меня выходило хоть что-то, но с жизнью у меня не получилось ничего. Кончик маноканала, шедший из ладошки, дёргался от попыток им управлять, но складываться в нужный мне контур не желал. За время всех манипуляций, зелёная нитка, что шла от пупка к шее, сначала превратилась в шпагат, а потом в толстенный канат.

Ясно. Когда я трачу огненную ману, то соединение уменьшается, а когда делаю неудачные попытки с жизнью — увеличивается. А это мысль!

Подошел к двери. Да, такую массивную сломать будет непросто, но она же деревянная! Время ещё есть, за работу!

На Земле у меня в комнате была пустая стенка, на которой висела мишень для дартса. Сам я промахивался по мишени редко, но не помню ни одной девушки, что бывали у меня в гостях, кто бы не попробовал себя на поприще метательницы дротиков. Всем обязательно надо было кинуть. И промахнуться, конечно!

Через пару часов выход из моей темницы походил на стенку в моей комнате. Дырочку насквозь я прожечь не смог ни разу, так что вполне смог оценить толщину самой двери. Зато, канал жизненной магии, шедший от ядра, уменьшился до маленькой ниточки, а сам я испытывал такое головокружение, что давно толком не соображал, что делаю.

Итак, последний эксперимент. Говорят, что он смертелен, но раз уж для меня нет разницы, то пробую.

И, раз! — Дернул я рукой за нитку, пытаясь её оборвать.

Боль в руке, как будто она порезалась об острый нож, а потом я всё же вновь отключился.

Очнулся я, когда чуть не захлебнулся. Кто-то от всей души поливал меня ледяной водой. Разлепив глаза, увидел, что надо мной стоят мои вчерашние посетители — парень-жрец и воин. В глазах парня было нешуточное беспокойство, да и воин не напоминал сегодня того вчерашнего весельчака.

— Кто тут был? — Видя, что я открыл глаза, воин схватил меня за грудки и поднял одной рукой на ноги. — Отвечай, где он? Как он проник сюда? Как он отсюда ушёл? Почему он тебя развязал, но не освободил?

Каждый вопрос сопровождался встряхиванием моего тела, что никак не помогало мне понять, что происходит. Наконец я понял, как надо ответить на все эти вопросы. У русских есть на это универсальный ответ.

— Да пошёл ты! — И с большим удовольствием наблюдал исказившееся лицо, особенно когда понял, что плюнув, попал именно туда, куда целился.

Меня бросили на пол. Воин вытер лицо, а после протянул руку к знакомому браслету. Боль, в которую окунулось моё тело, была такая, что я не смог сдержать крика.

Снова синяя нитка, тянущаяся к моему усмирителю, снова меня окунают в огонь. Ошеломление было таким сильным, что я не сразу заметил, что боль стала уменьшаться, а потом и вовсе исчезла. Магия воды всё так же тянулась к моему усмирителю, но боли не было, вопил я уже по инерции.