Пока сыщик осторожно и внимательно рассматривал своего соседа, машина Лугальбанды с опасной скоростью лавировала узкими и кривыми улочками Собачьей балки. Несколько раз казалось, что «оникс» с размаху впишется в какую-то стенку, внезапно перекрывавшую путь. Или рассыплется от истошного воя изношенного мотора.

Но нет, приятель частного детектива показал себя вполне приличным водителем. Сопровождаемый лаем местных собак – не зря район исстари носил такое название, – то и дело проваливаясь в непересыхаемыме лужи, иные из которых вполне могли считаться небольшими озерами, – старенький «оникс» спустя четверть часа вынесся на прямой как стрела проспект Баал-Пеора. Проспект в считанные секунды оказался позади, и глазам слегка обалдевшего от бешенной езды Ницана предстало междугороднее скоростное шоссе Тель-Рефаим – Лагаш. В покрытые серыми подтеками стекла машины он озадаченно разглядывал малознакомые пейзажи

– А куда это мы едем? – не удержался он от вопроса.

– Тебе же сказано было – в загородную резиденцию, – ответил Лугальбанда. – Можешь помолчать или нет?

– Не волнуйтесь, – президент повернул к сыщику холеное лицо и успокаивающе улыбнулся. – Вы узнаете обо всем. Немного терпения, господин Бар-Аба. Пока скажу лишь, что государство действительно крайне нуждается в вашей помощи... Впрочем, господин Лугальбанда уже говорил об этом.

От этих слов Ницану худо. С детских – или, во всяком случае, с юношеских лет он знал, что помощь государству рядовой гражданин может оказать примерно такую же, как ягненок волку. Или червячок птичке. Выбор богатый, что и говорить.

«Оникс» еще раз изменил маршрут. Сыщик подумал, что если бы на месте Лугальбанды находился, например, Нарам-Каани по кличке «Одноглазый», можно было бы предположить, что знаменитый аферист старается избежать «хвоста». В последний раз Одноглазый ухитрился заставить весь полицейский транспорт Тель-Рефаима носиться друг за другом в течение суток. То еще зрелище было. Сам же Каани в это время благополучно грузил мешки с серебряными шекелями на украденного в Лагашском храме Анат-Яху священного белого верблюда. Верблюда ему предоставил лично верховный жрец храма, а шекели выдал сам генеральный директор банка «Гудеа-Шульги» – в соответствии с предъявленным чеком, подписанным, к слову сказать, министром просвещения. Чек был подлинным, подделкой являлась только подпись.

Как предполагал Ницан, более всех та история возмутила верблюд из храма Анат-Яху. Использовать священное животное Властителей Неба как простого мула!

На очередном повороте Лугальбанда резко вывернул руль вправо, тем самым положив конец воспоминаниям Ницана. «Оникс» относительно плавно соскользнул с шоссе на узкую дорогу, спрятавшуюся среди апельсиновых деревьев, высаженных вдоль обочины. Еще через три парсы, после нового поворота, деревья разом расступились, и Ницан увидел комплекс зданий, в причудливых очертаниях которого узнал знакомую по фотографиям в газетах загородную резиденцию президента. Правда, подъехали они не с парадного, а с черного хода.

– На месте, – коротко сообщил Лугальбанда. – Выходи, Ницан.

Сыщик подчинился. Следом из машины выбрался президент.

«Интересно, – подумал Ницан, оглядываясь, – никакой охраны». Тут он почувствовал жжение и колющую боль в кончиках пальцев и понял, что поторопился с выводами: охрана резиденции имелась. Защитно-охранительная магия, и, судя по неприятным ощущениям, весьма надежная.

От невысокого крыльца с колоннадой, обрамленного двумя рядами живой изгороди, им навстречу торопливо шел человек, которого Ницан очень не любил. Амар-Зуэн, недавно ставший министром полиции, в свое время занимал должность ректора курсов судейской магии. И вышиб из своего заведения студента Ницана бар-Абу на последнем году обучения, буквально накануне выпускных экзаменов.

Амар-Зуэн улыбнулся, в лучах утреннего солнца ослепительно сверкнули его белые ровные зубы, и Ницан с тоской вспомнил, как выбил ректору четыре передних в храме Иштар, у покоев молоденькой жрицы. Ее внимания в злополучный вечер добивались и студент, и ректор. Вот после того Ницан и вылетел с курсов.

Амар-Зуэн, по-прежнему ослепительно улыбаясь, протянул руку сыщику. Тот совсем уж было протянул в ответ свою.

Рукопожатию помешал Умник. Будучи, как любое демоническое существо, чрезмерно чувствительным к присутствию магии, рапаит пронзительно заверещал и выпрыгнул из кармана Ницановой куртки. В коротких лапах он держал зеркальце с девеком. Окутавшись розовым облачком, Умник с Красавчиком исчезли за живой изгородью.

– Ну вот... – пробормотал Ницан. – Здравствуй, трезвость...

– Здравствуйте, – с готовностью ответил Амар-Зуэн, все еще норовя сунуть своему бывшему студенту правую руку для приветствия.

– Это я не вам, – буркнул сыщик. – А, все равно... – теперь ему никто не мешал, и Ницану пришлось без всякого удовольствия пожать холодную вялую длань.

– Рад вас видеть, господин Бар-Аба. Сколько лет, сколько зим. Мы с вами встречались, помните? – не дожидаясь утвердительного кивка Ницана, ректор повернулся к президенту. Одернув расшитый серебряными галунами мундир, он почтительно поклонился Арам-Нимурте и собрался было что-то сказать, но президент нетерпеливо произнес: