Книги

Дело молодых

22
18
20
22
24
26
28
30

– Миклухо-Маклая, семнадцать, – Оксана вцепилась обеими руками в подголовник водительского кресла, – второй подъезд.

– Скажите, после гибели Черных вы открывали конверт? – обернулась к Мелецкой Виктория. Та мгновенно покраснела, ответив на вопрос раньше, чем произнесла хоть слово.

– Да, – наконец призналась Оксана, – там была карта памяти и ничего больше.

– Вы просматривали ее? – Вика уже догадалась об ответе на свой вопрос.

– Да, – вновь кивнула Мелецкая. – На следующий день после гибели Ларисы я открыла конверт и обнаружила карту. У меня не было картридера, я купила его днем позже.

– И чего там интересного? – не вытерпел Мясоедов.

– Там, там ужасно, – Оксана покраснела еще больше и всхлипнула, – вам лучше это самим увидеть.

* * *

«Дворники работали на полную силу, но все равно еле справлялись с потоками падающей с неба воды. Яркие лучи света, вырывающиеся из круглых глазниц „гелендвагена“, мгновенно смешивались со струями дождя и уже через несколько метров превращались в серебристо-серое облако, которое еле-еле освещало дорогу.

– Денисыч, мы долго еще круги мотать будем? – послышался голос с характерным южным акцентом.

– Да, мальчики, давайте уже поедем где-нибудь отдохнем, меня уже укачивать начинает, – второй голос был женский.

– Поедем скоро, – третий голос принадлежал мужчине, точнее юноше. – Зачем вы все торопитесь? Тебе, Дамир, теперь куда спешить? Все, вольный человек. Как там это, в стихах… Оковы тяжкие падут, и братья меч вам отдадут! Верно?

– Брат, ты же знаешь, – отозвался Дамир, – я в стихах не очень. Я все больше в спорте.

– На спорте ты, – хмыкнул Денис, – это точно. Тебе так-то и меч никакой не нужен, ты и без меча кого хочешь голыми руками ушатать можешь.

– А как иначе, брат? Я сколько себя помню – все время боролся. У нас село такое, там все борьбой занимались. Ты, если мужчина, значит, должен уметь бороться, так у нас принято.

– Меня бы хоть научил чему, показал пару приемов.

– Брось! Зачем тебе это, когда я рядом? Ты только слово скажи, я любого барана в стойло поставлю.

– Кто бы сомневался. Слушай, а вот тогда, когда ты этого оленя вырубил и понял, что он все, готов, скажи, ты что тогда почувствовал?

– Тебе честно сказать, брат?

– Конечно, честно, – рассмеялся Волков, – я же не следователь.

– Я тогда словно кайф поймал. Понимаешь? Ты, когда человека жизни лишаешь, ты сам словно над другими людьми поднимаешься. Они все словно внизу где-то, как червяки ковыряются, а ты над ними, и любого червя раздавить можешь. Не знаю даже, как тебе объяснить, я слов таких не знаю. Это, пока сам не попробуешь, не поймешь все равно.