— Ну, так что, скажешь, или мне послать за Семёном Григорьевичем? — Николай наконец поймал взгляд девочки и чуть «надавил», чего для первоклашки хватило с избытком.
— Я сказала, что Анин брат, ну то есть вы, — рюриков выблядок.
— Хм. — Николай широко улыбнулся, и легко потрепал девочку за щёчку. — А ты это, наверное, дома услышала, да?
Пётр Семёнович, глаза которого стали размером с пуговицы на пальто, хотел что-то сделать, но ему точно между глаз, над переносицей, упёрся воронёный ствол Громобоя. Вера, державшая оружие, очаровательно улыбнулась, приложив пальчик к губам, призывая надворного советника помолчать, и он бешено захлопал глазами, не в силах кивнуть.
— У папы в субботу гости были, и он громко говорил, что всему корню Рюриков скоро конец, и Белоусовым тоже, в особенности вам. Ну он сказал, что вы рюриков выблядок усыновлённый Белоусовыми. Это я уже потом поняла, что про вас разговор.
— Спасибо. — Николай кивнул девочке, и уже хотел встать, но что-то его остановило. — А за что ты его так не любишь?
Девочка молчала долго. Николай уже решил, что не скажет, но вдруг Леночка вздохнула, и как-то очень по-взрослому посмотрела на Белоусова.
— Он маму уморил. Ей доктор был нужен, а он всё старух каких-то приводил. Они молитвы читали, свечи жгли, по всему дому плошки с водой стояли… Мне потом доктор Маша сказала, что от этой болезни не умирают. Всех вылечивают… В больнице.
— Ясно. — Николай встал, нашёл глазами казаков, стоявших на посту у входа, и подошёл ближе. Под его взглядом казаки сразу подобрались, словно перед броском к окопам.
— Тайной Канцелярии полковник, князь Белоусов. — Николай расстегнул китель, и вытащил наружу золотой жетон. — Слово и дело.
Летучка из канцелярии прибыла буквально через пятнадцать минут. Без пяти минут бывшего надворного советника увезли каяться, а его дочь, передали в группу, которая жила в пансионе. Предвидя проблемы Леночки, Николай сразу внёс на её счёт в пансионе двести тысяч рублей, и дежурный администратор заверил его, что у Леночки будет всё самое лучшее, включая самую трепетную заботу воспитателей и преподавателей.
А дело, которое началось с детской драки, начало раскручиваться своим чередом, да так резво, что император Сергий, лично приезжал на допросы, чтобы послушать что говорили молодые представители лучших дворянских родов. Хотя, на счастье большинства болтунов, разговорами дело и ограничилось.
Все причастные были чиновниками вышесреднего калибра, и детьми достаточно высокопоставленных чиновников, которые спасая свою карьеру, сами были заинтересованы в том, чтобы у следствия к ним не было никаких вопросов.
Итоги следствия оглашались на Большом Государственном Совете, куда пригласили представителей всех сословий, для вынесения общего решения, что стоило для двух десятков дворян старейших родов высылки заграницу, и лишения подданства. Ну а пятерым — десятку на каторге за беспримерную глупость. Эти деятели держали у себя оружие, в большом количестве, взрывчатку, и даже портативную типографию, на которой собирались печатать прокламации. Но в основном салонные революционеры получили в личное дело штамп «неблагонадёжен», продолжили дальше прожигать родительские деньги.
Николай за всем этим наблюдал со стороны, так как технический отдел, занимался лишь экспертной поддержкой, и обслуживанием прибора «Правда», который наконец-то доделали в лаборатории академика Павлова.
Техников, допущенных до внутренностей прибора, пришлось учить особым образом, и выдавать специальный допуск, как и врачу, который присутствовал на каждом таком допросе. А выпускал этот сложный и дорогой прибор, завод компании Русская Связь, который стал единственным предприятием, способным обеспечить нужный уровень охраны и безопасности при выпуске прибора.
Тем временем, подоспели арестованные из Астраханской губернии, и карусель правосудия закрутилось, вновь не давая ни дня на передышку.
Егеря, канцеляристы и военная контрразведка, сделали своё дело на «отлично» вскрыв сотни мутных схем по уводу денег, протаскиванию через границу контрабанды, и прочего непотребства, что и вылилось в тяжёлые тома судебных дел, ставшие тонкими листочками приговоров.
На этом фоне, жалоба от депутации московских купцов, прошла почти незамеченной. Дело рассматривали в Торговом суде, и Владимир Ульянов, которому Николай предоставил все документы по конкурсам и требованиям, в пух и прах разнёс все иски жалобщиков, которые не удосужились даже прочитать чего там нужно на заводе сделать, чтобы даже быть допущенным к конкурсу. Да и правильно. Зачем забор и охрана там, где делают секретную военную продукцию? Ясно же — сговор. Правда судьи так не считали и пятью голосами из пяти не только оправдали Николая, но и выразили депутации особое мнение, что такого рода жалобами лишь отнимают время от решения настоящих проблем.
Но сам факт подачи иска, послужил для Николая важным сигналом, и он внимательно прошёлся по всем своим делам, как коммерческим, так и служебным, разбираясь не совершил ли где ошибки, а не найдя, поехал к своему учителю и благодетелю — Ефиму Петровичу Голицыну, застав того в совершеннейшем благолепии, и расслабленности.