– Да-да, вам нужен отдых, – согласился Медников. – Вы не будете так добры позвать Татьяну? Она много выпила сегодня…

– Минуточку.

Саша прошла по освещённой всеми люстрами квартире, но воздух казался ей мутным. Поискала среди гостей золовку, не нашла, и в конце концов заглянула на кухню. Таня сидела за столом, смотрела в открытое окно и разбалтывала в бокале джин с тоником, но не пила, а только брызгала через край на стол. Интерьер финской кухни был взят с «Санта-Барбары», а Татьяне пошло бы сидеть в бревенчато-лубочном интерьере. Всё-таки напилась и ревёт – значит, страдает.

Таня гуляла между могилами, как по подиуму, профессиональным шагом. Качала бёдрами и стреляла глазами, но не неё не обращали внимания. Главную роль в этом печальном спектакле играла Александра, и в горе остававшаяся неотразимой. Ещё до отъезда на вокзал она посетила парикмахерскую и не снимала шляпку с чёрной вуалью весь день, дабы не испортить причёску.

Строгий костюм с узкой юбкой до колена сидел на вдове, как влитой. Плотные блестящие чулки делали ноги ещё стройнее, а щиколотки – тоньше. Даже среди венков и куч вскопанной земли Саша умудрялась легко передвигаться на высоченных каблуках, и никто не догадывался, чего ей это на самом деле стоило.

Молодая вдова долго колдовала над своим лицом, пропитывала кожу французскими фруктовыми кремами, даже рискнула съездить в солярий, чтобы загар скрыл проступившие на скулах пятна. Александра простилась с мужем так же непринуждённо и элегантно, как прожила с ним пятнадцать лет, почти до стеклянной свадьбы. Совсем немного не дотянули они до того декабрьского дня, до своего личного праздника. Хрупкое стекло треснуло в руках, и на их ложе брызнула кровь.

– Таня, тебя отец зовёт, – тихо сказала Саша, присаживаясь рядом с золовкой.

Ей было уже всё равно, кто находится на кухне – только бы отдохнули ноги, и перестала болеть поясница. – Попрощайся с ним и от моего имени, ладно?

– Попрощаюсь, чего там.

Татьяна залпом выпила джин и, шатаясь, встала. Саша подумала, что девушка не сразу попадёт в дверь, и та действительно сильно стукнулась плечом о косяк. Единственная трезвая среди пьяных, вдова мучилась куда сильнее них, тех, которые ничего особенно три дня назад не потеряли. Приедут домой, выспятся, опохмелятся и всё забудут. А для неё кошмар только начинается, если верить предсказаниям астролога.

Золовка вернулась минут через десять, уже не такая хмельная. Заглянула за дверь, потом прикрыла её плотнее, села на табуретку, с которой недавно встала, и налила себе ещё порцию джина – Артём такой тоже любил.

– Уехал? – Саша лениво наблюдала за звеневшим у лица комаром, но поднять руку и прихлопнуть его не было сил.

– Ага. Я ему такси заказала до вокзала, а то ведь он пьяный в хлам, вырубится по дороге, и в ментовку его загребут. Или переедут моего папанечку ненароком…

Татьяна достала из жёсткой квадратной сумочки пачку «Собрания». Саше закурить не предложила, потому что сегодня узнала про её беременность. В открытую дверь балкона дул тёплый ветер, уже пахнущий прелой листвой.

– Правильно сделала, – одобрила Саша.

Она хотела подняться и уйти, но в то же время чувствовала, что Татьяна не прочь поболтать с ней – впервые в жизни. До этого они только здоровались и прощались, ощущая себя скорее соперницами, а не родственницами. Каждая из них хотела больше другой значить для Артёма.

– Ты меня, понятно, терпеть не можешь.

Золовка выпустила дым в сторону балкона, полюбовалась своими длинными тёмно-вишнёвыми ногтями. По нынешней европейской моде Таня носила единственное колечко, зато платиновое и с пятью мелкими бриллиантами.

– Спасибо, что не отказываешься. Ведь Артём говорил не раз, когда в Туле бывал…

– О чём? – Саша обречённо закрыла лицо ладонями.