Я отступаю к двери.

– Слушай, мне пора. Надо еще постирать одежду и прибраться в комнате… Спасибо за ужин, и оставь футболку себе, она мне не нужна. Увидимся в следующем году, Роуз, хорошего лета.

Я выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь. Не знаю, что мне сейчас делать, – в голове все трещит и путается, – поэтому бегу в прачечную. Это единственное, что меня сейчас может успокоить. Я вынимаю мокрую одежду из стиральной машины, засовываю ее в сушилку и устанавливаю первый попавшийся режим. Только когда она начинает урчать, я чувствую, что наконец-то могу вдохнуть. Склоняюсь над стиральной машиной, кладу локти на металлическую крышку, а голову – на руки.

Проклятье, что со мной?! Не стоило соглашаться и помогать Роуз со сборами. В ту секунду, когда она появилась у двери, я должна была запрыгнуть в такси и поехать прямо к Люси. Мне нельзя находиться рядом с Роуз. Я не отвечаю за свои действия рядом с ней. Я так остро хотела Роуз, что истолковала ее кокетливые намеки и игривые подшучивания как доказательство чувств ко мне. Но я ошиблась. Она вовсе не флиртовала со мной. Просто она такая, какая есть. Нам с Роуз не быть вместе. И хуже всего то, что я прекрасно знала об этом шесть недель назад. Так почему же, черт возьми, сейчас так больно?!

Я бью кулаками по поверхности машинки и издаю гортанный крик, который копился у меня внутри. Делаю глубокий вдох и на выдохе отпускаю растерянность, смущение, разочарование. Все эти чувства мне ни к чему, поэтому я засовываю их поглубже и запираю там же, где обычно.

Из коридора доносится шарканье, и я слышу, как Роуз открывает дверь в прачечную. Она стоит в дверном проеме позади меня. Я не оборачиваюсь. Не могу смотреть ей в лицо.

– Пожалуйста, Роуз, уйди, – твердо говорю я.

Я слышу, как она приближается ко мне на шаг.

– Прости, Эллиот. Знаю, ты не хочешь говорить, но, если я не сброшу с себя этот груз прямо сейчас, он будет преследовать меня вечно, – умоляет она.

Я стою молча.

Не шевелюсь.

Я хочу, чтобы Роуз ушла, прошу ее уйти, но она этого не делает. Наоборот, подходит ко мне еще на шаг. Теперь Роуз так близко, что я чувствую тепло, исходящее от ее тела. Я не намерена оборачиваться. Почему она просто не оставит меня в покое? Это унизительно. Не желаю об этом «говорить». Не желаю ничего слышать. Она подходит еще на один шажок и кладет руку мне на плечо.

– Эллиот… – произносит она, и это последняя капля. Я попросила ее оставить меня по-хорошему, и это не сработало. Мои чувства переливаются через край, и я вскипаю от бешенства.

Разворачиваюсь и смотрю на нее, глаза застилает огонь.

– Что, Роуз?! Чего ты хочешь?!

– Тебя. Мне нужна ты, – говорит она, и мир перестает вращаться. – Ты упертая и невозможная, и всегда точно знаешь, как вывести меня из себя. Но всякий раз, когда мы вместе, я могу думать только об одном: каково поцеловать тебя, прикоснуться к тебе, попробовать тебя на вкус. – Роуз сцепляет руки за головой и продолжает дрожащим от волнения голосом. – С нашей первой встречи я поняла, что влипла, поэтому старалась держаться на расстоянии и отталкивала тебя. Ругала, читала нотации и даже заставила снять эти дурацкие гирлянды – они, кстати, не пожароопасны, – но безрезультатно. Знаю, не стоило ничего говорить. Знаю, ты не чувствуешь того же, и мне совсем не хочется обременять тебя безответной любовью. Я просто должна была сказать это вслух, только один раз. Я хочу тебя до безумия, всем сердцем.

Роуз наконец умолкает и переводит дух, не в силах больше вымолвить ни слова.

Зато я точно знаю, что нужно сказать.

– Издеваешься? – Я делаю паузу и свирепо взираю на нее. А затем медленно и осторожно делаю шаг навстречу. – То есть ты говоришь, что можно было с самого начала не снимать гирлянды?

– Что? – вскрикивает Роуз с растерянным и встревоженным видом. – Нет… то есть да… то есть… тьфу! Я хотела сказать…