Капля крови упала на клапан конверта, и он сразу отклеился. Слизывая кровь с пальца, Лара другой рукой открыла конверт. Внутри лежала старая общая тетрадь: бежевая обложка до того потрёпанная, что сделалась коричневой.
– Это ещё что такое? – Когда её нашла Одри, Лара посасывала порезанный палец, держа конверт на отлёте. Мать дала ей носовой платок из сумочки и забрала неожиданный подарок из её рук.
Лара пожала плечами.
– Мне его дала обезьянка.
– Обезьянка? – заинтересовалась мать.
– О, поверь мне, это не самое странное, что происходило со мной сегодня.
Пока мать держала конверт, Лара вытащила наружу толстую тетрадь, а Одри тем временем перевернула плотную бумагу и осмотрела клапан.
– Странно. Адресовано тебе. Наверное, от кого-то из наших бывших циркачей. Я даже не знала, что кто-то из них здесь.
Лара начала перелистывать страницы, мать заглядывала ей через плечо. Рукописный текст явно относился к другому веку, почерк петлистый и вычурный в отличие от беглой скорописи поколения Лары – сейчас люди во всём гнались за скоростью. Со временем чернила сделались почти одного цвета с бумагой: выцветшие тёмно-коричневые буквы, аккуратные и чёткие, с большими петлями на заглавных. Все записи были на французском языке. Лара могла разобрать имена: Сильви и ещё какое-то на Э. Она некогда свободно владела французским и удивилась тому, что утратила навык, но ей всё равно не терпелось открыть текст и начать переводить.
Мать взяла тетрадь в руки и с прищуром посмотрела на обложку.
– Мне бы мои очки для чтения.
– Как ты думаешь, что это?
– Я бы сказала, что дневник. – Одри с любопытством пригляделась к надписи. – Датирован 1925 годом.
На дневнике значилось: «LE JOURNAL DE CECILE CABOT»[9].
Лара осторожно коснулась страниц, словно те могли рассыпаться от прикосновения.
– Тебе это всё не кажется странноватым?
– Ну… – Одри вытащила из сумочки ключи. – Я бы на твоём месте никому не говорила, что тебе его дала обезьянка. Но только…
– Что?
– Я и не подозревала, что Сесиль вела дневник.
– Судя по всему, она писала его в молодости.