Через несколько минут эливенер увидел небольшую поляну, а на ее краю — стоявший под огромным старым дубом шалаш, сложенный из сухих веток и покрытый большими зелеными листьями, похожими на северные лопухи, только с резными краями. Старик жестом пригласил спутника войти.

В шалаше было уютно, пахло сухими листьями и сеном, у задней стенки стоял узкий топчан, покрытый стареньким лоскутным одеялом, а в центре — два грубо сработанных некрашеных табурета и маленький тщательно выскобленный стол, отличавшийся от табуретов, пожалуй, только высотой. На столе брат Лэльдо увидел запотевший глиняный кувшин, прикрытый чистым льняным лоскутком, и две большие кружки.

— Садись, — негромко сказал старик. — Поговорим. Кажется, я нашел наконец того, кого искал так долго и безуспешно. Кажется, мне повезло. Нам всем повезло.

На этот раз брат Лэльдо не раскрыл рта, поскольку не видел смысла в том, чтобы задавать вопросы сейчас. Нужно было подождать. Разобраться. Послушать. И кроме того… и кроме того, молодому эливенеру показалось, что у него внутри, в самой глубине его то ли ума, то ли тела, возникло нечто новое, почти неощутимое и пока что не поддающееся определению. И это тоже требовало размышлений.

Старик снял с кувшина прикрывавший его лоскуток, налил в кружки холодного молока, придвинул одну кружку к брату Лэльдо. Потом тихонько щелкнул пальцами левой руки — и перед молодым эливенером появилась глубокая деревянная тарелка со свежим ноздристым хлебом, нарезанным толстыми аппетитными ломтями. Такая же тарелка возникла и перед стариком.

— Давай-ка сначала поедим, — предложил хозяин шалаша, беря серый ломоть. — А уж потом наступит время разговоров.

Брат Лэльдо молча принялся за еду. Он вдруг почувствовал отчаянный голод, как будто не ел неделю. Когда с хлебом и молоком было покончено, старик снова тихо щелкнул пальцами — и стол опустел.

Старик неторопливо поднялся, жестом показав эливенеру, чтобы тот оставался на месте, отошел к топчану, с кряхтением наклонился и достал из-под него маленькую, до блеска начищенную медную жаровню, трехногую, с затейливыми витыми ручками. Он вернулся к столу, поставил жаровенку в его центр и, сняв крышку, отложил ее в сторону. Потом из кармана портов достал маленький бумажный пакетик. Брат Лэльдо мимоходом подвился тому, что в глухих лесах есть такая тонкая бумага, и откуда только она здесь взялась?.. Но тут же сосредоточился на движениях рук старика. Руки у старика были изумительной красоты, молодые, с длинными гибкими пальцами, с гладкими розовыми ногтями… и двигались эти руки плавно и загадочно. Развернув пакетик, в котором оказался серебристо-серый порошок, старик высыпал в жаровню примерно половину его, а остальное снова тщательно завернул и спрятал в карман. Потом приказал, не глядя на брата Лэльдо:

— Зажги.

Эливенер удивленно посмотрел на старика, и тот ответил ему спокойным и уверенным взглядом. В мешочке на поясе брата Лэльдо лежал кремень, но старик явно имел в виду что-то другое. И вдруг Лэльдо понял. Он протянул к жаровне руку и засветил огонек на указательном пальце. Он даже не успел приблизить огонек к порошку, как тот уже задымился. Лэльдо убрал руку. Дымок сначала потянулся тонкой струйкой вверх, а потом вдруг начал извиваться, словно танцуя, хотя ни малейшего движения воздуха не ощущалось в шалаше старика. Клубы дыма становились все больше и больше, но оставались легкими и прозрачными. Дым пахнул пряными травами, в нем были и сладость, и горечь, и привкус тайны… и сквозь его сизоватую вуаль до брата Лэльдо донесся тихий, словно издали, голос старика:

— Вспомни… кем был твой отец?

— Я не знаю, — ответил эливенер. — Я сирота. Меня воспитало Братство Одиннадцатой Заповеди.

— И ты никогда не интересовался, кто породил тебя на свет?

— Мне сказали однажды, что моими родителями были обычные северяне из Республики Метс, но они оба умерли, когда я был еще младенцем.

— Тебя удовлетворил такой ответ? Ты никогда не пытался узнать больше?

Брат Лэльдо задумался. Он и в самом деле никогда не расспрашивал тех, кто его растил и воспитывал, о своих родителях. Почему? Ведь для ребенка естественно желание узнать, кем была его мама. И отец. Но у Лэльдо таких вопросов не возникало. Лишь теперь он понял, что тут что-то не так. И спросил:

— А ты знаешь, кем они были, мои родители?

— Думаю, что знаю. Но об этом позже. Скажи, ты никогда не испытывал странных ощущений — например, словно все энергии в твоем теле разом устремились вверх, и ты вот-вот оторвешься от земли?

Брат Лэльдо подумал. А ведь и в самом деле, однажды такое случилось.

— Да, один раз было так, — ответил он.