Доктор Норман поставил рядом с Кроуэллом стакан и сел в кресло напротив.

 – Надеюсь, Айзек, ты к этому не имеешь никакого отношения?

 – Как тебе сказать, – осторожно произнес Кроуэлл, – я осведомлен, откуда у Уолдо образец. Но до поры до времени – ты прав – это тайна, покрытая мраком.

 – Мир полон тайн, – доктор сделал второй ход. Кроуэлл отреагировал почти инстинктивно: стандартный дебют.

 – Что, Айзек, гамбит Руи Лопеса?[3] На старости лет ты становишься чересчур осторожным. Прежде твои дебюты были непредсказуемы.

 – А ты рассчитываешь на прежние четыре–ноль?

 Игра продолжалась около часа, и все это время оба большей частью молчали. У Кроуэлла были и преимущество в фигурах, и более сильная позиция.

 Вдруг доктор Норман поднял голову:

 – Кто вы?

 – Что ты сказал, Вилли?

 Доктор вынул из кармана клочок бумаги, развернул его и швырнул на середину доски. Рецепт…

 – Будь вы Айзеком Кроуэллом, вы бы сейчас умирали или уже умерли – от гравитола. И не говорите мне, что вы его не принимаете: от пандроксина кожа приобретает желтоватый оттенок. У вас его нет. Кроме того, у вас не тот стиль игры: хороший стиль, но не тот. Айзек никогда не был силен в позиционной игре.

 Кроуэлл допил из стакана – там был в основном растаявший лед – и откинулся в кресле. Он сунул правую руку в карман и нацелил пистолет под столом в живот доктора.

 – Меня зовут Отто Макгевин. Я агент Конфедерации. Но, пожалуйста, продолжайте называть меня Айзеком. В этом обличье я больше Кроуэлл, чем Макгевин.

 Доктор кивнул:

 – У вас, видимо, очень хороший послужной список. Получше, чем у тех двоих. Наверное, поэтому вас и послали сюда, не так ли? Расследовать их исчезновение?

 – Расследовать причину их смерти. У каждого агента в сердце вживлен передатчик. Сигналы тех двоих прекратились.

 – Ну что ж. Нет нужды говорить, что я буду нем, как могила.

 – Вы не будете носить это бремя слишком долго. Я предполагаю через день–другой закрыть дело. Впрочем, вернемся к шахматам…

 Кроуэлл пошел конем.