…Так и я, Иггр Двуединый, заповедаю слугам Своим: Мое дело — крепить и расширять Царствие, а ваше — не пускать в него Тварь бешеную…

— Ну наконец-то! — мрачно приветствовал Джая глава обережи.

Парень почтительно преклонил колено, но Хорв только досадливо махнул на него стопкой зажатых в руке бумаг.

— Ты бы еще сплясал, подхалим! Где тебя дикие кабаны носили?! Я уж и гонца к тебе домой два раза посылал, и ночную смену озадачил…

— Горца искал, — буркнул Джай, не уточняя, нашел ли.

— Знаю я, как ты его искал! По едальням да девкам, от гульбы по свежему воздуху таких красных глаз не бывает!

— Так там горцы чаще всего и встречаются, — резонно заметил парень. Хорв как в Иггрово зеркало глядел: голова у Джая трещала так, что лучше бы его запоздало настиг гнев Темного, а не похмелье от дешевого ягодного вина, крепленного не иначе как собачьей мочой. Остаток ночи он просидел в какой-то едальне, безоглядно надираясь этим пойлом, пока его оттуда не то выкинули, не то он сам каким-то чудом вышел, на рассвете обнаружив себя под забором, с зажатым в кулаке кружевным лоскутом. Обращаться в храм за отрезвляющей ирной парень не посмел, хотя обережников йеры обслуживали за полцены (за год теряя на этом немалые деньги, но трезвая обережь городу была важнее), и попытался заменить ее холодной водой внутрь и снаружи. По пути к участку волосы успели высохнуть, но раскаленные иглы в висках никуда не делись, да и поклонился Джай, скорее, чтобы унять бунт в желудке.

В другое время шуточки с главой вышли бы обережнику боком, но по сравнению с нынешними проблемами дело о пропавшем охотнике казалось такой ерундой, что Хорв даже соизволил усмехнуться:

— Ладно, Иггр с вами обоими. Видал, что творится?

Обережник потупился и неопределенно мыкнул. Народ действительно вел себя как-то странно: уборщики с вечера на улицы как будто вообще не выходили, повсюду валялись кучи разбросанного ногами и повозками мусора, храм был открыт; и к нему тянулась длинная, завитком вокруг площади, очередь. Половина лавок была заперта, а в остальных не столько торговались, сколько взахлеб обменивались новостями. Джай подошел и попытался прислушаться, но люди сразу замолчали и враждебно уставились на обережника. Пришлось, смущенно кашлянув, отступить.

— Так вот слушай, — ворчливо начал Хорв, на самом деле довольный, что после такого грандиозного переполоха все-таки нашелся кто-то несведущий, и можно поглядеть на его вытягивающееся по мере рассказа лицо. — Посреди ночи — это ты хоть не проморгал?! — на востоке стеной встало зарево, будто там костер из цельных деревьев разложили, а потом ни с того ни с сего началась такая буря, что в селищах аж соломенные крыши разметало, да и в Орите кой-кому придется черепицу перекладывать.

— Нет, — обреченно поддакнул парень, — зарево я видел. И бурю.

— Ну вот, а на утренней проповеди в битком набитом храме йеры оповестили прихожан, что на земле опять родилась Тварь, порождение убитого Иггром Тваребога.

У Джая чуток отлегло от сердца. Выходит, это просто совпадение, с убийством дхэра переполох не связан!

— Но если Тваребог мертв уже триста лет, как от него может кто-то родиться? — резонно возразил он.

Хорв сердито фыркнул:

— Это ты у дхэров спроси. Хотя и так понятно, что ничего хорошего из мертвеца не выйдет — либо морун, либо рой мух. Храмовники всего лишь советовали людям укрепиться в вере, но кое-кто истолковал их слова самым диким образом, и на данный момент… — глава пошуршал уголками бумаг, — мы имеем уже четырнадцать дел об убийствах новорожденных детей, совершенных фанатиками, причем в трех случаях младенцев умерщвляли сами родители…

Джая передернуло от омерзения.

— …И семь последующих самоубийств, — неумолимо продолжал Хорв. — Добавь к этому полторы сотни краж и вооруженных грабежей…

— Сколько?!