Вернувшись в Управление, Кевин открыл свои записи: на Скарпё писал машинально, стараясь успеть за тарахтевшей без умолку фру Странге, теперь требовалось расшифровать. Следователи, с одной стороны, очень боятся таких болтливых пожилых дам, поскольку те могут выдать любой секрет, с другой — просто обожают. Если найти этакую ходячую энциклопедию местных тайн, считай, половина работы сделана.

Не имеющие семьи пожилые дамы очень наблюдательны, этому их научило одиночество, они замечают все, обычно отличаются прекрасной, просто фотографической памятью и способны разглядеть подробности фигуры, увидев человека в трех шубах, надетых одна на другую, заметить недостатки внешности и цвет волос даже у пожарных, когда те в скафандрах тепловой защиты, и понять суть человека, который пробежал мимо, по одной его походке.

Из минусов можно отметить необходимость терпеливо выслушивать желчные излияния по поводу несовершенства мира и воспоминания юности. Раздражаться или торопить даму, как бы ни торопился сам, нельзя: обидевшись, она попросту замкнется. Но если удастся вытерпеть и действительно со вниманием выслушать повесть о ней самой, бесплатно получишь полный отчет обо всех остальных.

Кто-то считает плату слишком дорогой, кто-то терпеть не может этих обиженных на весь белый свет сплетниц, кто-то просто не в состоянии долго слушать то, что его совсем не интересует.

У Кевина была счастливая способность слушать, кивать и даже запоминать сказанное, отключившись при этом напрочь. Научился этому за долгие годы общения с парализованной бабушкой, с которой жил в одной комнате и отвертеться от ее рассказов просто не имел возможности. Именно потому Кевин знал, что подобные дамы не сплетницы, они не разносят слухи, напротив, они сведения собирают и хранят в своих тайниках памяти, которые для них дороже сундуков с деньгами.

Это действительно кладезь наблюдений и знаний не только окружающих людей, но и людей вообще. Все замечать, все примечать, все запоминать и делать точные выводы — это же талант! Этому долго и упорно учат в академии, а вот бабушки умеют сами, и лучше потерпеть их рассуждения о самой себе и жалобы на мир, который все время куда-то катится, зато получить заветный ключик от этих сундуков.

Кевин пока еще толком не воспользовался объемом знаний фру Странге, он решил определиться, о ком хочет узнать подробности сначала, а кого можно оставить на потом. Фру Странге уже достала ключики от своих сундуков с тайнами и готова открыть, теперь главное — не промахнуться.

Одна из четырех фамилий новеньких показалась Эку знакомой. Вернее, не сама фамилия, а замечание фру Странге:

— Этот дом не покупали, в прошлом году умерла фрау Трувассон, она была уже совсем старенькая, дом унаследовала какая-то внучатая племянница. Но саму племянницу почти не видели, иногда приезжал ее муж… Угрюмый, молчаливый, здоровался и то недружелюбно, буркнув что-то под нос. Но машина у него хорошая была.

— Какой марки? — Кевин тогда спросил машинально, просто потому, что привык уточнять марку и цвет машины, если о ней вообще упоминали.

Дама чуть раздраженно пожала плечами:

— Откуда я знаю? Я в них не разбираюсь.

— А цвет?

— Серая. Да, какая-то серая, не то что у другого новичка — Паульсена, у того красная. Это ужасно: у пожилого человека и такая нелепая машина — красная.

Серых машин в Стокгольме пруд пруди, потому автомобиль в памяти не засел, а вот фамилия… Что-то она значила, где-то слышал…

Открыв записи, Кевин попытался сосредоточиться. Этому его научил Вангер: если не можешь что-то вспомнить, либо совсем расслабься и подумай о другом, решение иногда приходит вдруг, либо, напротив, сосредоточься только на нужной детали и пять минут произноси про себя это слово.

Пяти минут не понадобилось, Кевин вспомнил, что фамилия Трувассон как-то всплывала в деле Торстейна. Позвонил Вангеру:

— Даг, к тебе можно зайти?

— Заходи, десять минут у меня есть.