Эка, удивил… Сам не хочу, дорогой ты мой! Вот тебе, кстати, и первое изменение в истории, Слава. О бунте на «Суворове», кажется, никто и нигде не упоминал. Корабль адмиральский, дисциплина была железной!

– Попробуем в обход, через другой борт! – шепчет Матавкин, – Во что бы то ни стало надо попасть к мостику! Там вы будете… – замолкает, не договаривая.

Под защитой?

Указывает на овальную дверь. Открывает ее, с громким скрипом поворачивая рычаг. За ней виден плохо освещенный проход.

Однако пройти незамеченными не получается: едва ступаем в коридор, как навстречу из темноты выступают двое в бескозырках. Не церемонясь, быстро направляются ко мне:

– Вот и он, провидец!..

– Ваше благородие, разрешите-ка…

Пудовая ручища грубо хватает меня в районе груди. За рубаху. От неожиданности я теряю дар речи.

– Стойте!.. Какое отделение? Вахта?.. – Матавкин бросается ко мне, пытаясь отстранить нападающих. Его довольно бесцеремонно отталкивают.

Оказываюсь плотно прижатым к стене, на ребра больно давит торчащий чугунный вентиль. В лицо ударяет резкий запах перегара. Впрочем, от меня наверняка разит не меньше.

С самого детства не люблю грубой силы. Мама учила, что всегда и все можно решить словами. В самом крайнем случае – отмолчаться. Однако проза юности мамины заветы опровергла достаточно быстро, и лучшим выходом стала секция греко-римской борьбы, в которую я и проходил все отрочество. Доборовшись до кандидата в мастера, между прочим! И спасибо тренерам за основы самбо: рука сама, не дожидаясь подсказок, обхватывает чужое запястье. Резко выворачивая, насколько хватает сил. Слышится треск ткани: «Похоже, Матавкин не досчитается пуговиц… На личном имуществе…» – Матрос с заломленной рукой, взвизгнув от боли, падает на колени.

Второй замирает – на него внимательно глядит дуло пистолета. В руке Матавкина револьвер. Старинный наган, прямо как из фильмов про революцию!

– Не сметь! – Аполлоний быстро отступает на шаг. Взводит курок – громкий щелчок окончательно трезвит любителя приключений.

Смельчак на полу рычит, корчась от боли: все дальше завожу его руку. Сильный, гад!.. Я едва справляюсь.

– Ваше благородие… – опешив, говорит тот, что на ногах.

– Молчать!.. Фамилии, быстро! – Врач разъярен.

Вполне его понимаю, кстати. Вопрос в другом: а если коллеги сейчас подтянутся?

– Матрос второй статьи Влас Степанов… – с неохотой отвечает он.

– Ты?! – Матавкин нагибается.

– Степан… – едва выдавливает тот. Чуть ослабляю захват, давая закончить: – Хромов!