Книги
Циклон над Сарыджаз
«Хоть бы пригласили! Хоть бы пригласили! Тогда этот молодой дурень не станет палить сразу. А своих уж как-нибудь предупрежу, — молил я про себя. — Пока-то они разглядят Ахмет-ходжу и что к чему сообразят…»
— Сколько вас? — спросил Кадыркул, пока Исмагул, кряхтя, поднимался, брал из вороха одежды чей-то тулуп, накидывал.
— Сколько нас?! — всё так же весело говорил я. — Сам четвертый, один без ноги, двое убогих. Кого ж теперь в ревизии посылают?
— Пусть заходят чай пить. К нам с добром — и мы не отстанем.
— Рахмет! Рахмет! — рассыпался я в благодарностях. — Что нам стоит подписать бумажку. Она не рыба, её ловить не нужно, — продолжал я льстиво бормотать, пропуская в дверь Исмагула.
Мы вышли из тамбура. Исмагул остановился было, увидев сани. Вежливо подталкивая его, я бросил своим товарищам:
— Идите чай пить! Да осторожнее, осторожнее, не толпитесь в дверях! Холоду напустите! Там у входа парень молодой — простудится. Ах, какие боорсоки! — и Исмагулу: — Ты, уважаемый, рыбку пожирнее выбери, — а сам доставал из-за пришитого козырька ушанки фотографию братьев, взятую у их воспитательницы; они на ней как раз втроем. — Не скупись, уважаемый… — И лишь мы свернули за угол барака в затишье: — Стой, Аргынбаев Исмагул!
Когда он обернулся, перед его глазами была фотография и дуло маузера.
— Какой я Аргын… — начал он и замолк.
— Руки! Руки вверх! Аргынбаев Исмагул… Лишнее движение — я твой череп на воздух пущу! Разве на фотографии не ты, не твой брат Кадыркул и твоя троюродная тетка? Разве не тебя и не Кадыркула ранили в тугаях в Камышановке?
Исмагул мычал, будто немой, и всё глядел на фотографию, не понимая, наверное, каким чудом она оказалась у меня. А я очень беспокоился за товарищей — за Васю, за капитана и не знал, что предпримет Ахмет-ходжа.
— Сейчас мы возвратимся, — сказал я. — Помни, в моем маузере десять патронов. В тебя, в первого, я не промахнусь. Иди, иди… И в остальных тоже, а Кадыркула пощажу. Он главный и расскажет всё. Иди!.. Иди. И помни, твое лишнее движение — я стреляю.
Чтоб властвовать, их надо было разделить. Старший брат — Исмагул не мог простить младшему — Кадыркулу, что тот главный, даже в глазах врага.
Мы миновали тамбур.
— Стань справа от двери, лицом к стене, — говорил я, думая, лишь бы он не загородил того парня, спрятавшего под себя пистолет. — Ну, открывай дверь! И помни…
Мы вошли.
— Произвол! Вы ответите! — звенел голос Кадыркула.
И первое, что я увидел, — красное от натуги лицо молодого парня, сидящего на кошме. Он жал, жал на спусковой крючок пистолета, направленного прямо в живот стоявшего вплотную к нему капитана. А тот не видел!
— Ну! — гаркнул я Исмагулу. Тот ткнулся лицом в стену, я ударом ноги выбил из рук пария пистолет и поймал его в воздухе. — Ошалел от страха, мерзавец! Предохранитель-то спускать надо…
Молодец мой Вася! Распорядился он прекрасно! Первым в круге бандитов стоял Ахмет-ходжа с гранатой-«лимонкой». За ним Хабардин, а прикрывал их капитан. Трое против четырнадцати и двух женщин у тазов, наполненных кипящим маслом.