Спустя два дня мы с Костиком поехали на вокзал, чтобы встретить чету Сафроновых. Павел Терентьевич действительно имел нездоровый вид, несмотря на то, что прошло столько времени с начала его болезни. Приехали к ним домой, где немного посидели за столом, а потом я стал прощаться, так как путешественники настолько устали, что даже этого не скрывали. Зевали во весь рот и терли слипшиеся глаза. Распрощавшись, поехал к себе домой.

Дни летели быстро, несмотря на выматывающие тело тренировки и занятия по специальным дисциплинам. За май и два с половиной летних месяца нас три раза забрасывали в немецкий тыл. Круговерть заданий, тренировок и занятий просто захлестнула. Мне еще никогда не приходилось воевать так долго и с таким напряжением сил и нервов. Даже моя натренированная годами войны (множеством перенесенных нагрузок, немыслимых для обыденной мирной жизни) психика была на пределе. За это время погибли Ваня Дубинин и Леня Мартынов, а с ними двое новичков, только пришедших к нам в группу. Были легко ранены Мирошниченко и я, но нам даже не дали нормально долечиться. Всем нам нужна была серьезная передышка. Камышев это прекрасно сознавал и пытался исправить положение, но ему каждый раз отвечали:

– Люди на фронте каждый день гибнут тысячами, а вы что, отдыхать собрались? Когда вся страна в едином порыве…

Единственным плюсом от этого непрерывного круговорота были отправляемые Камышевым на нас наградные листы, которые подписывались высоким начальством без промедления. Так к моим медалям прибавился орден Красной Звезды.

Последнее задание было очень тяжелым. Почти сутки пришлось уходить от погони, а затем два дня, без еды и воды, отсиживаться на болоте. Именно там, в зеленой жиже, мы похоронили еще одного новичка, получившего тяжелое ранение, а при переходе линии фронта был тяжело ранен сам Камышев.

Не знаю, как остальные, но стоило мне узнать, что командир будет жить, я обрадовался, причем не столько заверению врача, сколько тому, что мы наконец получим долгожданный отдых. Исходил из того, что нашему командованию сначала придется подбирать полноценную замену командиру, которому еще потом придется принимать на себя обязанности и срабатываться с коллективом. Значит, по моим расчетам, наша группа могла, как минимум, рассчитывать дней на десять-двенадцать отдыха. По прибытии в часть мы узнали, что Камышева транспортным самолетом уже доставили в Москву, в спецгоспиталь ГБ, где ему сделали операцию. Узнав об этом, сразу решили, что на следующий день пойдем все вместе и навестим командира.

Госпиталь встретил нас запахом карболки, хлора, специфическим шумом, состоящим из стуков костылей и шуршания колесиков носилок, словами и фразами, которые просто неотъемлемы для подобных учреждений.

– Иванов, Сапожков, Урманов, живо на перевязку! Колоть два раза в день! По два кубика внутривенно! Татьяна Васильевна, срочно готовьте Тяпнева из шестой к операции! Ефимов! Ты чего здесь?! Живо в процедурную!

Вся наша группа носила темно-красные нашивки за ранение, за исключением Феди Зябликова, от которого, как шутил Паша, пули бегали. Имея круглое краснощекое лицо и курносый нос, он вообще не походил на парашютиста-диверсанта, у которого за плечами три выброса во вражеский тыл и десяток убитых фашистов. Сейчас он шел среди нас с гордо выпяченной грудью, на которой висел недавно полученный им орден Красной Звезды.

Дошли до офицерского отделения, где сестра выдала нам халаты и направила к лечащему врачу, закрепленному за палатой, где лежал подполковник Камышев. Его мы нашли на половине дороги, в коридоре, где он разговаривал с… Таней. Девушка была в медицинском халате, на ее голове была белоснежная шапочка, а на шее висел стетоскоп.

«Она работает врачом, и это при папаше-комиссаре? Чудеса, да и только».

– Извините, что вынужден прервать ваш разговор. Нам сказали, что вы доктор Моргулин, – обратился к нему Мирошниченко.

– Да. Это я, товарищи. Танечка, извини, пожалуйста, потом договорим.

– Ничего, Иван Сергеевич. Я пойду.

Врач развернулся к нам:

– Чем могу быть полезен?

Девушка сделала несколько шагов, потом остановилась рядом со мной, улыбнулась и сказала:

– Здравствуйте. Я вас не сразу узнала. Вы в форме совсем по-другому выглядите.