Глава 10

С заданием нам на этот раз сильно повезло, и мы уже через три недели были в Москве. Весна. Солнце грело ярко, правда, не жарко. Набухшие почки только-только стали превращаться в маленькие клейкие зеленые листочки. Весело и звонко щебетали и пели птицы. Проезжая по улицам столицы, я сейчас думал не о весне, не о том, что снова остался живой и здоровый, и не о том, что меня ждет отпуск. Просто за обратную дорогу я кое-что проанализировал, а теперь подвел свои размышления к итоговой черте и окончательно решил, что мне просто повезло попасть именно в группу Камышева. Пусть мои действия были ограничены определенными рамками, но самостоятельности и свободы действий вполне хватало, как и адреналина в крови, чтобы чувствовать себя, как и прежде, вольным стрелком. Командир принял меня, какой я есть, не навязывая мне условий социалистической морали и пропуская мимо ушей недовольство нашего парторга Мирошниченко, который считал, что я халатно отношусь к занятиям по политучебе, что нет во мне живой активности как в обсуждении вопросов работ Ленина – Сталина, так и в их конспектировании.

– Ты разгильдяй и лоботряс, Звягинцев! – кричал на меня в таких случаях раздосадованный парторг. – Мы какую работу Ленина последний раз разбирали?!

– «Государство и революция». Эта работа Ленина датирована семнадцатым годом. Книга создана в период подготовки социалистической революции, когда вопрос о государстве приобрел для большевиков особую важность…

– Нечего мне демонстрировать свою память! И так знаю, что она у тебя хорошая! – перебил он меня. – Где твоя тетрадь?!

– Вот.

Он пошелестел страницами, затем, подняв глаза, сердито посмотрел на меня.

– Где выписки?! Где ссылки из текста?!

– Не успел, товарищ капитан.

– Почему твои товарищи все успевают, а ты нет? Вот ты мне прямо ответь на мой вопрос!

– Виноват, товарищ капитан.

– Ты мне зубы не заговаривай! Ты боец, каких еще поискать надо, а в политподготовке в хвосте плетешься! Почему не берешь пример со своих товарищей?! Сашко уже полгода в кандидатах ходит! Швецов на днях заявление на прием в партию подал! А ты?

– А что я?! Считаю, раз вы меня ругаете, значит не дорос я еще до настоящего строителя коммунизма, вот и не подаю заявления!

– Ты мне зубы не скаль, Звягинцев! Не будь ты отличным бойцом, я бы с тобою по-другому поговорил! Как ты понять не можешь, что политическая учеба – это не просто необходимые для нашей борьбы знания, это наше оружие с буржуазными идеями! Только досконально зная диалектику марксизма-ленинизма…

Вообще-то я неплохо вписался в коллектив, за исключением некоторого отчуждения, к которому, впрочем, ребята уже давно привыкли, считая это моей чертой характера. Но было еще одно «но», которое с точки зрения моих товарищей, может, и выглядело мародерством, но я всегда исходил из фразы: «Что с бою взято, то свято». Вот и на этот раз у немецкого майора я реквизировал отличные швейцарские часы и изящную фляжку с коньяком, украшенную то ли графским, то ли баронским гербом, посчитав, что мертвецу эти вещи без надобности. Камышев смотрел искоса на мое приобретательство, но ничего не говорил, зато Мирошниченко, как только выдавался момент, сразу начинал доставать меня на эту тему. Когда мы возвращались, он прочел мне очередную лекцию о том, что советскому человеку и комсомольцу не к лицу заниматься подобным делом. На что я ему ответил, что у меня, как у человека искусства, страсть к изящным вещам.

– Это мародерство, Звягинцев, как ни назови. Знаю, что ты хочешь сказать: не я один такой! Я и сам видел подобное на передовой, причем неоднократно, в финскую войну. Так там простые люди, солдаты, а ты офицер! К тому же студент! В столичном институте учишься! Тебе партия и народ поручают ответственные задания особой важности! Как ты не понимаешь, что мы должны быть чисты в своих мыслях и делах!

– Товарищ капитан, обещаю, что теперь буду это делать незаметно. Вдали от посторонних глаз.