Книги

Чужой среди чужих

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я караю не за надежды, — голос Ларкина в этот миг способен заморозить Ад. — Я караю за дела.

Вот гремит выстрел. И выпущенная Ларкином пуля замирает в сантиметре от лица Икари.

— Не надо, — эти слова произносит пилот Модуля‑00. — Кровь тут не поможет.

— Раньше надо было думать, — но пистолет он все–таки убирает.

— Наслаждаетесь заслуженным отдыхом, господин Цуруми?

Отставной полковник открыл глаза. Стоявшего перед ним мужчину он бы узнал из миллиона. Его волосы были покрашены в черный цвет, в глазах блестели темно–карие линзы, но непроницаемую ироничную улыбку годы стереть не смогли. В руках он держал букет белых хризантем.

— Взяли отгул, капитан Нагиса? — сварливо осведомился он. — В ваши годы я даже слова такого не знал.

— Законный отпуск, с этим сейчас строго, — поправил его сотрудник Внешней Разведки. — И уже не капитан, а майор.

— Поздравляю.

— Не с чем. Только лишняя головная боль.

— Радуйтесь, что у вас пока еще болит голова, а не спина и ноги.

Майор Нагиса ухмыльнулся еще шире, положил цветы к обелиску и уселся рядом.

— Мне кажется, или я слышу ревность в вашем голосе? Если что, именно вы дали мне рекомендации.

— Именно. И я не хочу, чтобы человек, попавший в разведку по моей рекомендации, вдруг чем–то меня опозорил.

— Не беспокойтесь, сенсей. Вам никогда не придется за меня краснеть.

Осенний листопад плавно кружил в воздухе золотые вихри, погружая весь сквер в бесконечный танец увядания и сна. Сидящие подле обелиска Ангел, приспособившийся к жизни среди людей, и человек, всю жизнь бывший оружием, думали каждый о своем. Но в силу обстоятельств, их мысли в итоге сходились на одной личности, сыгравшей в жизни каждого из них роль столь значительную, что невозможно было переоценить.

Но у Александра Ларкина нет могилы. Его имя задолго до окончательной гибели было стерто из всех баз данных. Даже тело так и не было обнаружено. Память об этой чудовищной и одновременно потрясающей личности сохранили единицы тех, кто был посвящен во все секреты NERV. Большинство из них хотели бы избавиться от этой памяти, потому что им не хотелось помнить чудовище и убийцу как героя. Но Нагиса Каору, будучи не совсем человеком, мог позволить этим понятиям соседствовать, а Цуруми Ватару пользовался формулировкой "достойный уважения враг".

"Я бич рабов моих земных, Я царь познанья и свободы, Я враг небеc, я зло природы, И, видишь, — я у ног твоих!"

А тем временем в нескольких тысячах километров от мемориального парка, в Берлинской картинной галерее готовилась к открытию большая выставка работ художницы Аянами Рей. Был уже поздний час, и она в последний раз шла по залу, который утром будет заполнен людьми, касаясь своих картин. На фоне модного постабстракционизма, они были до изящного просты по исполнению и не надо было ломать глаза в попытках понять, что же там скрывается среди линий.

Картина "Серый кот" изображал лабораторный стол, заваленный разнообразным научным оборудованием и заставленный компьютерными мониторами. За столом сидела светловолосая женщина, в позе которой сквозила депрессия и усталость, а рядом с ней на столе сидел пушистый серый кот и трогал женщину лапой, словно просил обратить на себя внимание.

Единственным пейзажем работы "Ожидание" было серое пространство бетонной коробки, служившей кому–то очень непритязательному жильем. Простая кровать, тумбочка, на которой лежала груда окровавленных бинтов и упаковки с лекарствами — вот и весь интерьер. Оживляли картину только лежащие на кровати треснувшие очки.