— Какая невыносимая боль, — мысли самопроизвольно, помимо ослабевшей воли, сознания потекли к другу. — Кто меня бьет по мозгам?

— Франц, опомнись, — заработал нейронный передатчик. — Я мозги тебе прочищаю, но не калечу. Это наши гренадеры стреляют. Они словно трусливые зайцы боятся ночи. А что ночь боятся? Ночь — подружка разведчика. Кстати, она скоро уступит место утренней заре. Надо спешить. Приходи быстрее в себя, поползем вперед. Это мой совет, Франц.

Ольбрихт молчал.

— Прошу, не вздумай голову подставлять в третий раз, — продолжил Клаус, — она не выдержит больше перегрузок, расколется как орех. Мне будет жаль расстаться с тобой, не простившись. — Ты понял меня?

Франц молчал. Он не понимал, что требует от него Клаус. Его сознание было размытым. Его взор был устремлен в вечность. Редкие звезды, прорвавшиеся через сплошные облака, тускло мерцали, звали к себе, — иди к нам, Франц. Иди, — но в этот раз от них веяло вселенским холодом и пустотой. К горлу незаметно подкатывалась тошнота. По коже побежали мурашки, знобило. Он попробовал подняться, чтобы согреться, от бессилия застонал…

— Господин гауптман! Господин гауптман! — кто-то возбужденно тряс за плечо. — Вы живой? Слава богу. Я подумал, вы умерли. Это такая радость для меня, — захлебываясь восклицал человек. — Теперь мы выберемся отсюда. Мне с вами не страшно. Такая радость, что вы очнулись. Господин гауптман!

— Кто ты? — рассеянно, но пытаясь, сконцентрировать свое внимание на склонившейся некрупной тени в черном комбинезоне, отозвался, чуть шевеля язык, Франц. Он не узнавал стоявшего на коленях человека. Хотя голос ему показался очень знакомым и близким.

— Это я! — еще смелее воскликнул человек. — Я, господин гауптман! Я, ефрейтор Криволапов.

— Криволапоф? Панцершютце Криволапоф? — Франц удивленно провел дрожащей рукой по лицу солдата. Заросшие впалые щеки, небольшой нос, глаза, горящие, словно угли, несмотря на темень, улыбка до ушей, — все это сразу напомнило русского чубастого танкиста. — Кривроапоф, рад, что ты сейчас со мной.

— Да это я, господин гауптман!

Франц вновь сделал попытку приподняться.

— Вы лежите, лежите, не вставайте, — запротестовал охрипшим голосом ефрейтор. У вас жар. Вы горите!

— Мне холодно, Криволапоф, а ноги горят.

— У вас высокая температура. Вас лихорадит. Одну минуту. У меня есть лекарства. Я запасливый.

Криволапов суетливо, вечно в ссадинах пальцами, достал с внутреннего кармана брюк маленькую металлическую коробочку и, вынув из нее наугад две обезболивающих таблетки, вложил их в рот Ольбрихту. — Скоро вам будет лучше. Вот запейте.

Солдатская алюминиевая фляжка прикоснулась к запекшимся воспаленным губам немецкого офицера. Стуча зубами о металл, тот сделал несколько жадных, вожделенных глотков холодной, пахнущей тиной жидкости.

— Спасибо, гефрайтер, — отдышавшись, произнес Франц. — Я никогда не пил такой вкусной воды. Откуда она?

Криволапов улыбался от счастья. Он угодил командиру. Ему была приятна его похвала. — Эту воду я успел набрать из колодца там, в поселке у дома с липами, куда вы заходили. Я ее для вас берег. Вот и пригодилась. Я рад, что она вам понравилась. Скоро температура у вас спадет.

— Спасибо, — еще раз с глубоким вздохом поблагодарил Франц своего подчиненного и прикрыл глаза….

«Солдат прав, у меня действительно высокая температура. Лицо горит, а всего знобит. И жжет сильно в правой ноге. Видимо касательное ранение. От того и температура. Сколько же часов я был в беспамятстве? Где я нахожусь? Как я попал в эту яму? Это, кажется воронка от снаряда. Но что-то я должен знать и помнить?». Его мысли медленно стали приводится в порядок. Вдруг он явственно увидел меркнущие глаза Веры. Ее бледно-серое лицо, окровавленные губы и еле слышимые слова: «Златовласка твоя дочь, Францик!». И тут же появились жесткие, глаза брата Веры. Они безбоязненно и зло смотрели в отверстие направленного на них пистолета… «Я же хотел застрелить этого негодяя! Но, что-то мне помешало… Да мне помешала девочка. Маленькая, беззащитная девочка, как оказалась моя дочь, крепко прижималась к груди Михаила и дрожала от страха. И здесь вспышка, обвальный разрыв… и все…».