Выпрямившись после реверанса и проклиная про себя нелепые туфли, я обнаружила, что стою прямо перед Дугалом. Поскольку именно он захватил меня, ему и было поручено обратиться от моего имени с просьбой принять меня в замок то ли в качестве гостьи, то ли в качестве пленницы — это уж как взглянуть. Я с любопытством ожидала, каким именно образом братья меня определят.

— Сэр, — начал Дугал, отвесив Колуму официальный поклон, — мы просим снисхождения и милости по отношению к леди, которая в тяжелую минуту жизни нуждается в защите и безопасном убежище. Миссис Клэр Бошан, английская леди из Оксфорда, подверглась нападению разбойников, ее слуга был предательски убит. Она бежала и заблудилась в лесу среди ваших владений, где и была обнаружена и спасена мной и моими людьми. Мы просим, чтобы ей предоставили убежище в замке Леох, — он сделал паузу и усмехнулся не без цинизма, — до тех пор, пока ее английские родственники не будут извещены о ее местопребывании и не обеспечат ей безопасный проезд.

Я не упустила из виду ударение, сделанное Дугалом на слове «английские», — думаю, что и все присутствующие обратили на это внимание. Таким образом, предлагалось меня принять, но оставить под подозрением. Если бы он сказал «французские», к моему появлению отнеслись бы как к дружескому или в худшем случае нейтральному вторжению. Бежать из замка, пожалуй, будет труднее, чем я думала.

Колум изящно поклонился и предложил мне неограниченное гостеприимство от чистого сердца — во всяком случае, на словах. Я снова сделала реверанс — с большим, чем в первый раз, успехом — и удалилась на свое место, сопровождаемая любопытными, однако более или менее дружелюбными взглядами.

Вплоть до этого времени разбирались дела, в которых были в основном заинтересованы тяжущиеся стороны. Зрители потихоньку переговаривались, дожидаясь своей очереди. Мое появление вызвало общий более или менее оживленный интерес и, как мне показалось, было встречено одобрительно.

Но тут в холле началось возбужденное движение. Дородный мужчина выступил на площадку перед креслом Колума, таща за руку молоденькую девушку. Ей было на вид лет шестнадцать; личико хорошенькое, хоть и обиженно-надутое; длинные золотистые волосы перевязаны сзади голубой лентой. Она стояла одна на открытом месте, в то время как дородный мужчина, размахивая руками, что-то объяснял по-гэльски, время от времени указывая на девушку в подтверждение своих обвинений. Речь его сопровождалась негромкими репликами в толпе.

Миссис Фицгиббонс, уместив свои телеса на прочном табурете, с живейшим любопытством вытягивала шею вперед. Я наклонилась к ее уху и спросила шепотом:

— Что она сделала?

Величественная дама ответила, почти не шевеля губами и не отводя глаз от зрелища:

— Ее отец обвиняет ее в недостойном поведении, в том, что она общается с молодыми людьми без его разрешения. — Миссис Фицгиббонс слегка подалась назад и продолжала: — Отец хочет, чтобы Маккензи наказал ее за непослушание.

— Наказал? Каким образом? — прошипела я как можно тише.

— Тсс…

Все взоры устремлены были на Колума, который в свою очередь созерцал девушку и ее отца, обдумывая решение. Наконец он заговорил, переводя взгляд с одного на другую, хмурясь и жестко постукивая костяшками пальцев по подлокотнику кресла. Дрожь пробежала по рядам собравшихся.

— Он принял решение, — прошептала миссис Фицгиббонс, на этот раз без всякой необходимости — это и так было ясно.

Ясно было и другое — какое решение принял Маккензи: великан, который так заинтересовал меня в начале разбирательства, наконец-то сдвинулся с места и ленивыми движениями принялся расстегивать свой ремень. Два сторожа взяли девушку за руки и повернули спиной к Колуму и ее отцу. Она заплакала, но ни о чем не просила. Толпа наблюдала за происходящим с жадным любопытством, характерным для зрителей публичных экзекуций и свидетелей дорожных катастроф. Неожиданно из задних рядов раздался, перекрывая гул толпы, чей-то голос.

Все как один обернулись назад. Миссис Фицгиббонс еще сильнее вытянула шею и даже приподнялась на цыпочки. Я не понимала слов — человек говорил по-гэльски, — но голос узнала: глубокий и мягкий, он выговаривал слова, опуская конечные согласные.

В толпе открылся проход, и Джейми Мактевиш вышел на площадку. Он почтительно склонил голову перед Маккензи и заговорил снова. Слова его, кажется, вызвали спор, в котором приняли участие Колум, Дугал, письмоводитель и отец девушки.

— Что случилось? — спросила я у миссис Фицгиббонс.

Мой пациент выглядел значительно лучше, но был еще очень бледен. Он где-то отыскал чистую рубашку; пустой рукав был засунут за пояс килта.

Миссис Фиц наблюдала за происходящим с величайшим интересом.