— Я согласен, милорд.

— Хорошо. Джером, будь добр, посмотри, чтобы нас никто не подслушал. Кстати, Абрахим, после того как мы закончим, ночевать тебе придётся здесь, а завтра поедешь прямо с утра.

Джером неохотно вышел из комнаты и закрыл дверь. Жаль, а так хотелось услышать, что же там такого придумал князь, чтобы заставить родезцев сделать то, что от них требуется. Он сейчас дорого бы дал, чтобы услышать этот разговор, однако, несмотря на всё любопытство, ему даже в голову не пришла мысль подслушать — боялся.

С Абрахимом Володя разговаривал часа три, разучивая с ним легенду, слова, которые надо сказать, в чём именно нужно убедить вражеского командира. Потом перепроверял, как тот запомнил. Этой части операции он придавал настолько большое значение, что послал подальше даже Конрона, когда тот заявился обсудить некоторые спорные моменты в будущей обороне. Тот, переговорив с Джеромом, понятливо покивал и поспешно ушёл, а Володя вернулся в комнату, даже не заметив купца, которого такая оккупация личного кабинета явно не обрадовала. Мысленно тот уже проклинал момент, когда выделил для приватной беседы именно эту часть дома.

— Запомни, чем меньше врёшь, тем меньше шансов, что тебя поймают на лжи. Потому ради всех богов не придумывай свою биографию! За каким чёртом…

— Простите, а кто такой чёрт, милорд?

Володя устало плюхнулся на кресло.

— Повторяю вопрос: зачем ты приплёл свои воображаемые заслуги перед родезской короной?

— Чтобы мне больше поверили.

Володя на мгновение задумался. Может, поискать кого получше? Но время! Время! Всё упиралось в него. Утром гонец уже должен отправиться в путь, иначе всё псу под хвост.

— Слушай сюда. Разговаривать ты будешь не с идиотами, и твоя ложь их не обманет. Потому запомни: правда, правда и ничего, кроме правды. Почти… В городе же тебя завербовал Раймонд. Поскольку особой любви к локхерской короне ты не питал, то ничего страшного в том, чтобы заслужить надежду избавиться от бандитов таким образом, не видел. Раймонда мы навестим завтра перед твоим путешествием, чтобы ты в случае необходимости смог его описать. Характерные его словечки, которые он часто употребляет в речи, я тебе тоже скажу. На кораблях его могут знать, и именно это придаст твоим словам больше доверия, а не мифические подвиги во имя Эриха. Теперь сначала.

Абрахим на миг замер.

— Говори! — чуть ли не прорычал Володя. — Никаких заминок! Если не знаешь, что говорить, начинай говорить любую чушь, а потом сориентируешься. Любая заминка после вопроса вызывает сомнения в правдивости собеседника.

Винкор вздохнул и уже без задержки стал рассказывать свою историю. Пока говорил о жизни, всё было хорошо, но вот подошёл к легенде — и снова заминки. Но, по крайней мере, надолго не замолкал, по совету князя заполняя пробелы словесным мусором. Володя одобрительно кивнул. Получив вполне приличное образование для своего времени, Абрахим достаточно хорошо владел словом, чтобы весь словесный мусор смотрелся в его речи вполне органично и не казался чем-то надуманным. Володя так по-локхерски точно бы не смог, ещё не владел этим языком настолько искусно. Изредка Володя вмешивался и поправлял.

— Хорошо, — наконец заявил он. — С легендой вроде бы всё нормально. Теперь… Вон там, на столе, бумага, перо и чернильница. После сядешь и всё это для лучшего запоминания напишешь. Подробно не надо, только основное, тезисно. — Абрахим уныло кивнул, но в спор вступать не рискнул. — Теперь же то, ради чего ты туда отправишься. — Мальчик достал из сумки свёрнутый лист и аккуратно положил перед Винкором. — Вот это донесение Раймонда о текущем положении дел в Тортоне.

— Обман?

Володя поморщился.

— Не перебивай. Зачем обман? Правда, и только правда. Тут рассказ о бое и разгроме авангарда под командованием Розентерна. Лжи тут нет. — Почти. Совсем чуть-чуть. Ложь тут не в описании, а в некоторых словах, призванных повлиять на решение вражеского командира. Но говорить об этом посланцу не стоит. — Я не хочу в чём-то обмануть врагов. Я хочу заставить их совершить определённые действия.

— А если они не совершат этих действий?

— Совершат. У них нет выбора. Если, конечно, ты ничего не напутаешь.