Если честно — я сто раз видел этот процесс в кино, но вот вживую поднимал таким образом воду впервые. И знаете — в этом что-то есть. Ну, что-то такое исконное. Впервые-то впервые, а ощущения были привычные до невозможности, будто я подобным ежедневно занимаюсь. Скорее всего — память предков.
— Вода! — Маринка уцепилась за дужку ведра и вытащила его на край колодца. — Холодненькая! Господи, никогда не думала, что такие простые земные радости могут довести меня почти до экстаза!
Она зачерпнула ладонями воду и плеснула ее себе в лицо.
— Мелкими глотками пей, — посоветовал я ей. — По такой жаре от холодной воды бронхит словить можно как нечего делать.
— Знаю, — ответила Свиридова и опустила лицо в ведро.
— Зря ты так, девушка, — сурово сказал кто-то у меня за спиной. — Зачем же из общего ведра пить?
Я обернулся и обнаружил сзади невысокую старушку, которая смотрела на нас, сурово сдвинув брови.
Откуда взялась? Ведь не было ее только что здесь?
— Так другого-то нет, — развел руками я. — Добрый день.
— Добрый. — Старушка перевела взгляд с Маринки на меня. — Так взял бы и слил ей на руки воду-то. Чего проще?
— Я не заразная, — сообщила старушке абсолютно счастливая Маринка. Ее лицо разрумянилось, в глазах плескалось веселье. — Честно-честно.
— Так не в заразе дело, — погрозила ей пальцем старушка. — Хотя вы же городские, покона не знаете. Что с вас возьмешь?
«Покона»? До боли знакомое слово.
— Прощения просим. — Я изобразил на лице нечто вроде раскаяния.
— Туристы? — деловито осведомилась местная жительница. — Сразу говорю — икон нет, самогона тоже нет. И покупать никто ничего у вас не будет.
— Да мы ничего и не продаем, — опешил я от ее напора.
— Тогда что тут забыли? — с прищуром, который был бы к лицу любому матерому фээсбэшнику, поинтересовалась бабка.
Мне отчего-то очень не хотелось говорить ей правду, и я чуть помедлил с ответом, выдумывая версию поправдоподобней.
И этой паузой воспользовалась моя спутница.
— У Сашки тут дядька жил, — простодушно выложила она. — Теперь он помер, а дом вот ему оставил.