Но тварь хоть и доминировала габаритами над всеми прочими участниками приближающейся процессии, почему-то вызывала куда меньший интерес, чем её спутники. Очевидно, откровенно подчинённое положение заставляло в первую очередь обращать внимание на хозяина.
Он на первый взгляд смотрелся неодушевлённо, и восседал на спине чудовища. Там располагалось сложно устроенное огромное даже не седло, а гнездо, увешанное какими-то мешками, свёртками, бухтами канатов, тубусами и ящиками. Среди всего этого барахла восседало нечто, походившее на грубый латный доспех для горбатого великана. Ну ладно, не великана, а просто очень большого человека с гипертрофированным плечевым поясом и сильно выгнутой спиной. Метра два с лишним росту – не меньше, а если распрямить скрученный недугом позвоночник – за два с половиной выйдет.
И нет, доспех не пустой, в нём кто-то укрывается. Это получилось увидеть, потому что шлема нет, или владелец брони им пренебрегает. Из переплетения массивных металлических деталей торчала на удивление небольшая голова. Несмотря на человеческие черты лица, Грешник сходу отказался признавать это существо себе подобным. Лысая башка с неровной, будто усыпанной срезанными бородавками кожей нездорово-красного цвета. Такой бывает разве что у алкоголиков на предсмертной стадии абстинентного синдрома. Ни намёка на брови и ресницы; глазки маленькие, круглые, глубоко посаженные; грубые, рублёные черты физиономии; нездоровая кожа; челюсть нереально-массивная, и на ней просматриваются посторонние элементы. Что-то вроде пирсинга из того же белого металла, но очень уж аляповатого, уродливо-крупного, почти не оставляющего свободного места на подбородке. И ни малейшей красоты или хотя бы системы в этих блестяшках не просматривается.
Гуманоид, но вот именно, что гуманоид. В то, что это загримированный человек, Грешник ни за что не поверит.
Нет, никакой это не гомо сапиенс. И даже не родственник современного человека. На ящероподобной твари восседает совершенно чуждое существо.
Наездник бесстрастно взирал на несчастную электротележку, пока ту яростно пинал его зверь. Остальные участники действа не проявляли ни малейшего интереса к процессу разрушения экологически-чистого транспорта. Просто стояли поблизости и крутили головами, украшенными столь же чрезмерно-уродливым пирсингом с непомерно-массивными деталями, вмурованными в живую плоть.
Живую ли? Это не горбун инопланетный, это, несомненно, люди, но что, чёрт возьми, с ними сотворили?!
Да, несмотря на все необычности, Грешник всю пешеходную ораву без сомнений признал себе подобными. За единственным исключением, коим являлась немаленькая свинья. Башка её тоже украшена аналогичным хромированным металлом, но, сколько его не налепи, знакомую животную сущность не скроешь.
Люди выглядели скверно. Мужчины и женщины непонятных возрастов с болезненно-истощёнными фигурами и заострившимися чертами лица там, где кожу не скрывал блестящий металл. Одежды минимум, затасканная и рваная, некоторые босые, у парочки обувь лишь на одной ноге. В руках арматура, обрезки труб и простые палки. Фигуры напряжённые, неприглядно-ссутулившиеся. Стоят на месте, но не сказать, что не двигаются. Непрерывно разворачиваются из стороны в сторону, будто радары, сканирующие окрестности.
Одиннадцать плохо выглядевших людей, свинья с наполовину металлической головой, бронированное подобие ящера и наездник в доспехах, весящих не меньше центнера.
Странноватая компания.
Монстр, расплющив остатки полицейской техники, принялся по ним неистово топтаться, разбрасывая обломки в стороны. Наезднику эти дёрганья надоели, поднял голову, уставился вдаль. И ящер, мгновенно оставив машинку в покое, бодро потрусил вдоль берега. За ним потянулись люди, семеня торопливо-дёрганной походкой и не переставая при этом озираться. Свинья сорвалась с места с запозданием, но тут же всех перегнала и помчалась впереди, низко опустив пятачок.
Грешник предположил, что аналогичную процессию он уже пытался разглядеть через заросли. Только там, скорее всего, ящер прилично уступал размерами и не шумел вовсю в процессе разрушения полицейского имущества, а относительно спокойно продвигался по скопищу автомобилей. Всевозможным транспортом забита вся приморская дорога, сплошная пробка протягивается от края до края, скрываясь за зданиями. Заметно, что многие машины смяты, причём явно не из-за столкновений с препятствиями и друг с дружкой. Очень может быть, что виновники этого вандализма – подобные группы.
По чистой набережной, предназначенной для гуляющей публики да присматривающей за ними полиции на почти игрушечных машинках, передвигаться удобнее, чем по реке из брошенной техники. Вот и выбрали дорожку возле моря.
И это плохо, ведь если не свернут, через неполную минуту окажутся возле позиции Грешника.
Ситуация непонятная и чреватая неприятностями. Да уж, силы вероятного противника впечатляют, а его возможности неизвестны. Не факт, что в честной схватке удастся победить. Но будет ли она, эта схватка? Вот на кой им сдался сгоревший автобус? Надо просто затаиться, ничем себя не выдавать, чуть подождать. Пускай мимо пройдут. И как только удалятся, сразу свалить в глубины города. Да, непонятно, что там происходит, но среди зданий или даже в них куда проще скрываться от огромных ящеров, чем на почти голом побережье.
Да и осмотреться надо, а для этого небоскрёб – лучший вариант. Главное, выбрать не самый низкий, и тогда точная карта ближайших окрестностей, считай, в кармане, а по дальним можно общую картину выяснить.
Процессия, тем временем приближалась без остановок. Не быстро, но и не медленно, со скоростью торопливо бредущего, почти то и дело срывающегося на бег человека.
Грешник чуть сдвинулся, припав глазом к пробоине, обращённой к морю. С новой позиции он не мог разглядеть необычную группу, но это пока. Сейчас пройдут мимо, и налюбуется с минимальной дистанции, даже амулет дальновидения не понадобится.
Вот в поле зрения показалась свинья, семенящая перед ящером. Тот, опустив подобие клюва почти до земли, косился на неё недобро. Похоже, или не любит хрюшек, или наоборот, очень даже любит, но гастрономической любовью. Хотя Грешник, глядя на «ходячий бекон», понял, что такое мясо вряд ли отважится съесть, даже умирая от голода.