Вдруг снова прошибает озноб. Это Амира жаждала унижений… нет, не так, унижений жаждут все хозяева, нормальные люди на такое даже смотреть не могут, они себе рабов не приобретают. А эти, с извращённой психикой, все жаждут… Но Амира хотела, чтобы унижения рабов превозносили её. А на самом деле, по правилам, прикосновение к хозяину без его разрешения влечёт одно из самых страшных наказаний.

— Простите, простите меня, госпожа! — снова склоняюсь перед ней, кажется, меня уже почти заметно трясёт, я уже почти рад был бы, если бы она наконец нажала хоть какую-то кнопку. Ожидание может быть ещё большей пыткой.

— А ну встань на ноги! — орёт. Распрямляюсь, ожидая дальнейших распоряжений. Она зла, как чёрт. Неужели ошибся и она действительно хотела, чтобы поднялся? Может, плохо рассмотрела своё имущество?

Попросить ещё раз зачитать мне список? К чёрту. Хотела бы — давно зачитала бы. Будет же меня проверять, сколько сама захочет. Некоторые и неделями не говорили, что можно, а чего нельзя. А другие и вовсе меняли правила в зависимости от настроения.

Медленно поднимаюсь, продолжая посматривать на неё.

— Что это? — интересуется она, и я склоняю голову. Рубахи на мне нет, а брюки сползли, открыв верхушку надписи. Ощущаю, как жар стыда заливает щёки, стискиваю зубы. Сейчас прочитает, и решит продать. Ну и пусть, лучше уж на тяжёлые работы, чем удовлетворять этих ненасытных самок.

Ну наконец-то до него дошло, медленно, с опаской поднимается. Откормить, красивый парень будет. Только вот душа, похоже, окончательно раздавлена, вообще достоинства не осталось. Это же надо, ноги целовать вздумал. Извиниться бы, да если кто узнает… Перед рабами тут не извиняются, конец конспирации.

Мешковатые серые брюки без ремня слегка сползли, открыв выжженную чёрную надпись внизу живота.

— Что это? — не удерживаюсь, подхожу и протягиваю руку. Парень дёргается, заливается пунцовой краской. Не всё ещё потеряно, похоже. Ладно, не буду пока смущать, потом узнаю. Убираю руку. Но, видимо, он воспринимает мой вопрос как приказ и, отвернувшись в сторону, приспускает штаны.

— «Отвратительный любовник», — читаю. Да зачем же вслух, идиотка! Вот дура, куда тебе на задание, один такой удар по психике, и ты уже не знаешь, что делаешь! А Гентер тоже хорош, подсунул «для начала» планету! Ну да, я больше всех похожа на местных жителей, во мне где-то так в пятом колене кровь таринская течёт — столько проверок пришлось пройти, прежде чем признали «аристократкой», даже анализ на генетическое соответствие делали. Более опытные коллеги просто не смогли бы попасть внутрь стен. Но ведь от этого не легче!

— Кому это ты так не угодил? — спрашиваю.

— Что, разочарованы? — с вызовом. Да, ещё не всё потеряно. Улыбаюсь, но он воспринимает это по-своему. Кажется, дёргается снова упасть на колени, после, видимо, решает, что бесполезно и молчит, опять отвернувшись.

— Ты уж прости, но меня привлекают совершенно другие мужчины, — отвечаю. На его лице отражается смесь облегчения и уязвлённой гордости. Нет, поспешила я с выводами, и достоинство, и гордость — всё при нём, что ж, будем работать. Забили беднягу сильно, но не до конца. Я тебя вытащу на свет, настоящий Антер.

— Что ж, вот тебе правило, — сообщаю. — Что бы я ни сделала, что бы ты ни услышал и ни увидел, никогда и никому не говоришь этого. Ясно?

— Что вы, как я могу, госпожа?! — с ужасом восклицает, а глаза начинают метаться по комнате и останавливаются на столе с пультом.

— Не бойся, я не стану его включать, — пытаюсь успокоить. Кивает, ни на секунду не поверив. Захотелось вдруг обнять, пригладить волосы, прошептать, что всё будет хорошо. Вот немного потерпим, полгодика всего, и улетим отсюда. Но… вдруг его всё-таки подослали?

Хотя, документы вполне официальные. Я его хозяйка. Но кто знает, может, у них есть какой-нибудь универсальный пульт, или можно как-то взломать? Нет уж, не могу я рисковать, по крайней мере так сразу.

Поворачиваюсь к шкафу, достаю полотенце и герметичный мусорный пакет. Указываю на гостевую ванную, расположенную на первом этаже:

— Иди помойся, да хорошенько. Потом медкабина. Потом поговорим. Ванной, надеюсь, пользоваться умеешь? Ты же где-то здесь у хозяйки прежде жил?

— Умею.