Он плыл по течению, туристом в родном краю — не совсем отпуск, скорее экспедиция. Отпуск — это когда лежишь на теплом пляже в мирной стране, а рядом женщина. Женщин Джексон заводил везде где находил. Сам обычно не искал.

Последние пару лет прожил в Лондоне, снимал квартирку в Ковент-Гардене, где одно время наслаждался поддельным семейным счастьем с липовой женой Тессой. В гостиной покончил с собой (довольно кроваво) человек по имени Эндрю Декер, что Джексона, к его удивлению, почти не волновало. Приехала бригада из компании, занимавшейся уборкой после ЧС (врагу не пожелаешь такую работенку), потом Джексон сменил ковер, выбросил стул, на котором застрелился Эндрю Декер, — и не догадаешься, что в гостиной случилось неприглядное. Смерть была праведная, — пожалуй, это важно.

Все формальные «я» Джексона остались в прошлом — армия, полиция, частный детектив. Он побыл «на пенсии», но так создавалось впечатление, будто мир в нем больше не нуждается. Теперь он называл себя «полупенсионер» — покрывает много понятий, и не все абсолютно законны. Теперь он часто выпадал из официального поля зрения, подрабатывал тут и там. Его разделом по выбору в «Быстром и находчивом» стал бы поиск людей.[45] Не обязательно их обнаружение, но лучше так, чем ничего.

— На самом деле ты ищешь сестру, — говорила Джулия. — Свой драгоценный Грааль. И ты никогда ее не найдешь, Джексон. Она умерла. Она не вернется.

— Сам знаю.

Это не важно, он все равно будет искать потерянных девочек, всех этих Оливий, Джоанн и Лор. И свою сестру Нив, первую потерянную девочку (и последнюю потерянную). Хотя точно знал, где сейчас Нив, — в тридцати милях отсюда, плесневеет в холодной влажной глине.

Касательно автомобилей Джексон стал непривередлив, и «сааб», купленный с третьих рук на подозрительном аукционе в Илфорде, его приятно удивил. Внутри нашлись бесполезные следы прежних владельцев: на приборной панели Дева Мария с лампочкой в животе, помятая открытка из Челтнэма («Тут вроде неплохо, всего хорошего, Н.»), в бардачке — обросшая пухом мятная конфета «Эвертон». Джексон только плеер для компактов встроил. Как выясняется, в дороге жить нетрудно. Телефон есть, машина есть, музыка есть — что еще человеку надо?

До Тессы Джексон покупал дорогие машины. Деньги, которые украла его вторая жена, негаданно достались ему в наследство — рехнутая старуха, бывшая клиентка, оставила ему два миллиона фунтов. Тогда казалось — невероятные деньжищи, сейчас, конечно, выглядят поскромнее в сравнении с триллионами, которых лишились сильные мира сего, и все равно на два лимона, пожалуй, можно купить себе Исландию.

— Ну, — сказала его первая жена Джози, — ты, как всегда, сам подстроил свое падение.

Нельзя сказать, что он остался нищим. Деньги от продажи дома во Франции пришли назавтра после того, как Тесса все выгребла со счета.

— Итак, приключения Джексона продолжаются, — сказала Джулия.

Само собой, он и не думал, что имеет право на эти деньги, — Тессино воровство смахивало скорее на поворот колеса Фортуны, нежели на подлинный грабеж. Не настоящая жена, а трикстер, мошенница. И звали ее, понятное дело, не Тесса. Развела его на всю катушку — соблазнила, обиходила, женила на себе, ободрала как липку. Полицейский женился на преступнице — какая блестящая ирония. Он воображал, как она лежит где-нибудь на берегу Индийского океана, с коктейлем в руке, — классический финал кино про жуликов. («Ну, Джексон, женщины всегда обманывали», — сказала Джулия с гордостью, будто восхваляла свой пол, а не к адским мукам приговаривала.) Его конек — поиск людей; интересно, что его беглая жена по сей день от него ускользает. Он отыскивал улику за уликой, шел по следу из хлебных крошек, и куда только они его не приводили, однако до сих пор никуда не привели. Он многое умел, но Тесса… о, Тесса умела гораздо больше. Он ею почти восхищался. Почти.

Он по-прежнему искал ее по всей стране — шел за ней, как ленивый охотник за добычей. Не то чтобы он хотел вернуть свои деньги — они были по большей части в акциях, а те все равно рухнули ниже подвального уровня, — он просто не любил, когда его держат за дурака. («Это еще почему? Дурак и есть», — сказала Джози.)

В обществе «сааба» он побывал в Бате, Бристоле, Брайтоне, на девонском побережье, на южной кромке Корнуолла, на севере в Скалистом краю, на Озерах. Шотландии он избегал — дикая страна, там он уже дважды рисковал сердцем и жизнью. (Самое прекрасное время, самое злосчастное время[46].) В третий раз, подозревал он, повезет еще меньше. Зато рискнул заехать в Уэльс, который, как ни странно, полюбил, а затем покатил по удушающей буколической тиши Херефордшира, Уилтшира, Шропшира, по тучным полям Глостершира, сквозь постиндустриальный разгром Центральных графств. Зигзагом елозил по Пеннинам, созерцал унылые жертвы тэтчеризма. Угля нет, стали нет, флота нет. Эта невнятная головоломка, его родина, как и многие другие страны, разделилась на ся. Разъединенное королевство.

Сойдя с дистанции в крысиной гонке, Джексон все чаще выбирал окольные пути. Поваландаться на проселках, покататься по топографическим капиллярам. Турист на живописной тропе, праздно шкандыбает заросшими стежками в поисках утерянной пасторальной Англии, что засела в голове и в сердце. Золотая доиндустриальная эпоха. Увы, прошлое в Аркадии было всего лишь сном.

«Аркадия» — этому слову его научила Джулия однажды в потерянные парижские выходные; как будто целая жизнь с тех пор прошла. Они ходили в Лувр, и Джулия показала ему картину Пуссена Les bergers d’Arcadie, с надгробием и словами Et in Arcadia ego.[47]

— Открыто для толкований, ясное дело, — сказала она. — Что это значит — что смерть здесь, даже в этом немудреном раю, и, следовательно, чувак, от нее не сбежать — memento mori,[48] если угодно, «Где я теперь, там будешь ты» — в таком духе. Или это значит, что когда-то умерший тоже наслаждался жизнью. Смысл тот же, если вдуматься. Как ни посмотри, мы обречены. Хотя, конечно, в этой галиматье про код да Винчи все перепутали.

Пусть Джулию тянет ко всякой ерунде, в душе она классицист. И очень говорлива — Джексон перестал слушать задолго до конца тирады. Однако надгробная надпись кольнула в сердце.