– Без Орхидеи почти девяносто процентов этих инфицированных умрет в течение семидесяти двух часов.

Кейт не поверила. Что-то в цифрах не сходилось.

– Не может быть. Уровень смертности в восемнадцатом…

– Был намного ниже, это правда. Это одно из отличий нынешней чумы. А когда начали поступать выжившие, мы обнаружили и другие отличия.

Замолчав, Мартин кивнул на ряды полузакрытых камер вдоль стены обеденного зала. Люди в них казались здоровыми, но большинство жались друг к другу, не глядя наружу. Что-то в них было очень неправильное, хоть Кейт и не могла определить, что именно. Она сделала шаг в их сторону.

– Не приближайся к ним, – поймал ее за руку Мартин. – Похоже, эти уцелевшие значительно… деградировали. Словно все связи у них в мозгах перепутались. У одних хуже, у других лучше, но это регрессивное состояние.

– Такое случается со всеми выжившими?

– Нет. Такого рода вырождение переживает примерно половина.

– А вторая? – Кейт почти страшилась ответа.

– Следуй за мной.

Мартин быстро переговорил с охранником в другом конце зала, и, когда тот отступил в сторону, они прошли в обеденный зал поменьше. Окна здесь были забиты досками, и все помещение до последнего дюйма было разгорожено на большие камеры, кроме узкого прохода посередине.

Мартин остановился.

– Вот остальные выжившие – те, кто учинил неприятности в лагере.

В тесном помещении содержали, должно быть, сотню выживших, но царила гробовая тишина. Никто не шевелился. Каждый из них стоял, устремив на Кейт и Мартина холодный, бесстрастный взгляд.

– Никаких существенных физических перемен не наблюдается, – продолжал Мартин вполголоса. – Во всяком случае, мы их не выявили. Но изменение связей мозга они тоже претерпевают. Они становятся умнее. Как и при деградации, результаты варьируются, но некоторые индивидуумы демонстрируют способности к решению логических задач, выходящие за всякие рамки. Некоторые становятся чуть сильнее. И еще один эффект: сочувствие и милосердие будто угасают. Опять же, степень варьируется, но все выжившие вроде бы претерпевают коллапс социализации.

В этот момент, как по команде, толпы по обе стороны комнаты расступились, открывая взору бурые надписи на стенах позади них. Они начертали их собственной кровью.

На другой стороне комнаты было написано: