Наверно, он имел в виду цвет моего пиджака, желтого, как примулы. Пиджак несколько дней висел на ограждении детской площадки, и через три дня я решила, что он ничейный.

– Спасибо, – поблагодарила я, провела рукой по столу и встала.

– Ты куда? – спросил Том, когда Макс попытался проскользнуть мимо него. – Не хочешь обнять своего старика?

Макс очень быстро ткнулся лицом в пуговицы отцовской белой рубашки.

– Я через минуту проверю математику, как только договорю с Верити. Надеюсь, что ты, наконец, ее сделал.

Макс проскользнул у него под рукой, пробормотав под нос что-то вроде «Нет, черт побери». Его шаги по лестнице были быстрыми и легкими. Это было паническое бегство – я слышала, как рука скользит по перилам, глухой стук, когда он перепрыгнул последние две ступеньки.

Том напрягся, и я поняла, что он услышал слова Макса. Он повернулся ко мне:

– Сегодня без собаки?

Я знала, что надо мной смеются, но было трудно определить, как именно. Поэтому сказала:

– Это я виновата в том, что Макс не доделал математику. Это на меня вы должны сердиться. Мы занимались английским. Должна сказать, что у него все очень хорошо получается.

Я сделала шаг к двери, но Том все еще стоял в проеме, преграждая мне путь. Я впервые оказалась с ним наедине – если не считать первую встречу на моем крыльце, – и мне стало страшно. Я чувствовала, как в этом мужчине бурлят сдерживаемая энергия и злость, и еще чувствовала, что он несчастен.

– Я вас услышал, – произнес он. Именно так говорят люди, когда вас не слушают. – Но дело в том, что математика тоже важна. Я делаю все возможное, чтобы ему помочь. Может, вам следует дать пару уроков и мне. Это все так расстраивает. Вы же слышали, каким грубым он бывает.

– Может, вам стоит быть немного помягче?

По резкому вздоху я поняла, что мои слова ему не понравились.

– Так, оставим это. Но раз я встретился с вами… Я, м-м-м, заметил, что вы так и не закончили с уборкой перед домом. Я за то, чтобы жить спокойно и давать жить другим, но что-то забило дренаж. Вы обращали на это внимание? На то, что запах становится все хуже?

Он собирался сказать что-то еще, но тут его телефон издал звук, напоминающий кряканье, он достал его из заднего кармана брюк и при этом поднял вторую руку, жестом прося меня остаться.

Я колебалась секунду или две, потом опустилась на ближайший стул.

– Точно нет, – произнес Том в трубку, проходя мимо меня и поворачиваясь спиной. – Нет, он не должен говорить с прессой. Совсем ни с кем. Хорошо? Если нужно, заприте его в доме. Мне плевать на то, что они говорят. Они не могут повлиять на представляемую версию. А мы можем. Если только полиция… Да… Я знаю.

Том рассматривал поверхность разделочного стола, потер пальцем невидимое пятно, потом пошел к задней двери и открыл ее. Он нахмурился, глядя на рассыпанную землю.

– Мне плевать на то, что говорит Фитц. Ему следовало спросить, сколько ей лет. – Том развернулся и подошел ко мне, опустился на соседний стул. Я обратила внимание на его зубы: когда он говорил, один клык виднелся сильнее другого. – Да, но впредь я бы посоветовал ему держать ширинку застегнутой, – закончил он разговор.