Река Кура, которая сейчас лениво бежит около Мингечаура, не раз показывала свой изменчивый нрав. В дни весенних паводков и осенних дождей она превращалась в ревущий поток, снося все на своем стремительном пути к Каспию. Старики говорят, что когда-то, сотни лет назад, Кура подточила горный кряж Боз-Дага, рассекла его надвое, поэтому ее русло у Мингечаура проходит по глубокому ущелью. Не случайно азербайджанский народ дал Куре название Кюр — строптивая, капризная, бесноватая.
Бесноватый характер Куры дорого обошелся не одному поколению жителей Ширванской, Муганской и Карабахской степей. В дни весенних паводков она безжалостно затопляла села, размывала дамбы, сносила посевы, разрушала леса и сады…
Оставшиеся после разлива прибрежные болота — кара-су становились рассадниками малярийных комаров. Но чаще всего Кура лишь неширокая речка, которая не в состоянии утолить многовековую жажду окрестных земель, истосковавшихся по влаге, — кругом, насколько хватает глаз, видна треснувшая от палящих лучей земля, всюду сверкают пятна солончаков.
Много, очень много труда вкладывают здешние хлеборобы и хлопкоробы, чтобы получить на этой земле янтарные зерна пшеницы, вырастить белые коробочки хлопчатника. А сколько гектаров земель, которые при здешнем жарком климате могли бы давать сказочные урожаи, пустуют в ожидании живительной влаги?!
От селения Мингечаур автомашина, подпрыгивая на ухабах, идет по проселочной дороге и через несколько минут выскакивает на широкую ленту асфальта. Впереди показалась арка, расцвеченная кумачом. «Вот и Мингечаурские ворота!» — сказал шофер. Юркнув под арку, машина помчалась в город Мингечаур, появившийся на карте тридцать лет назад.
После выжженной солнцем степи город кажется оазисом. Зеленые бульвары, скверы, уютные жилые дома, обсаженные акациями и тутовником; прямые как стрелы улицы, светлые здания театра, поликлиники, гостиницы, универмага. Кто поверит, что эта акация высотой в четыре-пять метров посажена всего несколько лет назад, что эти кусты пышной сирени еще в прошлом году не достигали и тридцати сантиметров!
— Ткнешь вечером в землю палку — наутро вырастет дерево, — сказал полушутя шофер. Он был одним из первых строителей города, поднявшегося в пустынной равнине, где росли лишь верблюжатник да перекати-поле. Стоило пресной воде прийти из Куры в город, как опаленная земля превратилась в цветущий сад.
Здешние агрономы-опытники утверждают, что на мингечаурской земле при нормальном орошении можно с успехом выращивать все виды растений, плодов и цветов мира: египетский хлопок и сирийские розы, виноград и цитрусы, финиковые пальмы и даже ананасы.
В центре Мингечаура полукругом стоят два здания. На каждом из них одинаковые вывески «Управление Мингечаургэсстроя». Это первые большие дома, появившиеся в городе. Здесь расположились геологи, строители, гидромеханизаторы, связисты, транспортники. Многие прибыли сюда с Волго-Дона чтобы поделиться опытом, полученным на стройке знаменитого водного пути — судоходного канала имени В. И. Ленина.
Днем в кабинетах и лабораториях стоит мертвая тишина: их обитатели находятся у плотины, на песчаных карьерах, на стройке здания ГЭС, там, где решаются судьбы Мингечаурского гидроузла, создаваемого волей Коммунистической партии в горах Боз-Дага. Экскаваторщики, машинисты земснарядов и землесосов, мониторщики, шоферы, слесари, каменщики — огромная организованная армия, оснащенная первоклассными механизмами, стремится поставить воды Куры на службу предприятиям, колхозам и совхозам Азербайджана.
Свет пришел в дом колхозника Наджмеддина Джафарова неожиданно. Однажды его четырнадцатилетний сын Мустафа прибежал из школы и сообщил: какие-то люди в синих комбинезонах пришли в селение. Вслед за ними на автомашинах с прицепами привезли столбы, катушки с проводом, изоляторы. Скоро в селении зажглись огни. Учитель объяснил, что строители Мингечаурского гидроузла решили в первую очередь обеспечить электроэнергией дома своих ближайших соседей — колхозников артели селения Мингечаур. Керосиновые лампы были убраны в сарай, а большая нарядная «молния», которую зажигали в доме Джафаровых только по праздничным дням, осталась висеть над комодом, как воспоминание о рождении Мустафы, в честь которого отец привез лампу из Тбилиси.
С того момента, как в горах Боз-Дага развернулось большое строительство, не было дня, чтобы группы колхозников не побывали на строительной площадке. Особенно манили огни стройки молодежь. Инженеры едва успевали отвечать на вопросы о мощности гидроузла, об искусственном море, которое появится в горах, о перспективах развития этого края с появлением новой ГЭС.
И когда Мустафа по окончании семилетки ушел в Мингечаур, чтобы обучиться профессии и продолжить учебу в вечерней школе, он уже знал, какие задачи поставлены перед строителями гидроузла: намывной гравийно-песчаной плотиной преградить путь строптивой реке, построить мощную гидроэлектростанцию, оросить водами реки засушливые земли и осушить кара-су — рассадники малярии, уносившей прежде в могилу сотни людей.
— Мингечаурский гидроузел, — говорил на рабочем собрании начальник Мингечаургэсстроя, — даст промышленный ток нефтепромыслам Баку и предприятиям Кировабада, Евлаха, Шамхора, Степанакерта… Из огромного водохранилища живительная влага пойдет на поля, она даст возможность освоить десятки тысяч гектаров мертвых земель под зерновые и хлопок. Зацветут новые сады и виноградники, каучуковые плантации. Промышленный ток побежит по проводам электрифицированных железных дорог, даст жизнь моторам колхозных и совхозных электростанций, зажжет на огромной территории лампочки Ильича…
Мустафа Джафаров видел, что фронт работ простирается на сравнительно небольшом участке Мингечаурской горловины. В этом месте Кура заканчивала свой путь по ущельям и выходила на широкую равнину. Здесь обычно проявлялся ее буйный нрав.
Пронзительные гудки паровозов, звон ковшей экскаваторов, стук лебедок отдавались громким эхом в горах Боз-Дага. Шум стройки удивлял и пугал звериное царство соседнего Самухского леса. Медведи, дикие кабаны, волки, лисы, как бы чуя для себя недоброе, уходили все дальше и дальше в лесные дебри. И только шакалы не прекращали ночных «концертов».
Рабочий день Мустафы был заполнен до отказа. Днем он работал учеником в мастерской по ремонту экскаваторов, вечером учился на курсах помощников машинистов. Допоздна засиживался Мустафа в своей комнате, настойчиво преодолевая трудности русской грамматики, — ведь он не знал ни слова по-русски. В выходные дни отправлялся к экскаваторщикам, подготовлявшим котлован для водохранилища, и подолгу смотрел на эти удивительные машины, на многометровые стрелы, которые шутя поднимали огромные ковши…
— Что, малыш, любуешься гигантом? — шутливо сказал как-то знатный экскаваторщик Кафар Халилов. — Потерпи, будешь капитаном и на этом корабле! Только вот росточек твой может подвести. Побольше поливай себя водой из Куры, может, вырастешь! — закончил он под веселый смех строителей.
Так прозвище «малыш» укрепилось за ним надолго. Обнажая ослепительно белые зубы и сверкая большими карими глазами, Мустафа говорил:
— Представьте себе мое огорчение, когда после окончания курсов меня из-за возраста и роста не пустили на большой экскаватор. Пришлось работать на малых машинах, которые использовались на строительстве плотины в качестве подъемных механизмов на укладке цемента и железных ферм.