– Ваня, давно не видались! Как живешь?
А сам все на Ваньку смотрит – даже совестно стало; не знает, куда и руки спрятать: оробел будто.
– Да как живу – помаленьку… Работаю вот… До слесаря дослужился… Руки есть – не пропадешь!
Посмотрел Васька на Ванькины руки, а они, что сажа, черные – и отмыть нельзя!
– А ты как?
Васька ухмыльнулся:
– Как видишь… Я теперь самому дирехтору помощник… Одного жалованья полторы тысячи выгоняю… Да там еще что…
Ваньку аж в дрожь бросило:
– Ну? И как же это ты?..
– Вот чудак! Я тебе говорил – у меня рука есть!
И Ванька опять подумал:
«Вот у меня две руки – а все никакого толку»…
Чудесная машина
В деревне Перекати-Поле мужики услыхали, что в городу на выплату машины дают. Федотов Митька, ходовой парень, питерщик, расхвастался:
– Какую хочешь машину – такую и получай. Которая машина жнет, которая сеет, а есть такая машина, что ни тебе ни жать, ни тебе ни сеять, а она тебе – хлеб, она тебе – пирог, она тебе – сапоги! Во какая машина!
– Лектрификация, – смекнули мужики.
– Она самая! Сельмаш-трест, – прочитал он по складам, – вот туда и обращайтесь.
Собрали мужики денег и отправились в город. В городу на самой большой улице дом в пять этажей стоит, окна по две сажени, блестят, как зеркало, ручки у дверей медные, ты ее только открой, а она сама за тобой захлопнется, лестница каменная винтом, а для господ такая машина есть, что ты на нее только сядь, она тебя вверх моментом подымет. Мужики тоже хотели на этой машине наверх взлететь, да их не пустили: мандата на болезнь представить не могли. На самом верхнем этаже контора, в конторе еще пять машин, что сверчки трещат – пишут, а одна машина деньги считает. В отдельной комнате директор сидит, говорит не просто, а в трубку – машина для дальнего разговора: за сто верст человека обругать можно – и бесплатно, и душе облегчение.
Мужики к директору.
– Так и так, – машину бы нам.