— С чего ты взяла, что мне неважно с кем и где? — возмутился Адам. — Напротив, я весьма и весьма разборчив. Если уж на то пошло, ты тоже не ангел! Не могу сказать, что откровенность твоей похоти и объем твоего опыта меня только радуют. Поэтому если вдруг настало желание препираться на тему свободной любви — не обессудь, если услышишь много неприятного!
Он с удивлением поймал себя на том, что говорит серьезно и гнев его — нешуточный. Читать мораль любовнице? Возмущаться тем, что она недостаточно целомудренна? Странное желание в человеке, который всю жизнь предпочитал женщин, знающих толк в плотской любви!
Флора тоже уловила пуританскую нотку в его маленькой речи, искреннюю и внезапную. Вот вам и сибарит! Подай ему женщину искусную в любви — но чтоб при этом была невинна, как голубица! Мужчины!
Она невольно расплылась в улыбке.
— И часто с тобой это случается?
— Что ты имеешь в виду? — насмешливо спросил молодой человек.
Можно ли по-настоящему сердиться на нее, гуляя взглядом по прелестному голому лобку!
— Мне вот что любопытно знать: спустив штаны, ваша светлость всякий раз пускается в дебаты о нравственности, или это только я возбуждаю в вас подобное неуместное желание? Конечно, я не смею ставить под сомнение вашу общеизвестную любовную неутомимость…
Он усмехнулся. Чертовка остроумна. Ей дай волю — заткнет за пояс.
— Виноват, — шепнул Адам, ласково поглаживая ее руку, — не вели казнить, вели миловать! Ей-же-ей, ты первая, с кем я пустился в дебаты прямо… прямо посреди. Так что будем делать: вникать в нюансы нравственной позиции или все-таки… займемся чем-нибудь более приятным?
— Или все-таки, — сказала Флора. — Но разве ты никогда не разговариваешь с женщинами?
— Отчего же? Всегда! — зачем-то солгал Адам. — А ты со своими любовниками?
Она ответила не сразу. Вопрос застал ее врасплох. Если припомнить — то нет, бесед в постели она никогда не вела — ни длинных, ни коротких. Любовник для любви, а не для духовного общения, — вот как она думала с тех самых пор, как вполне сознательно и без смятенных чувств лишилась девственности.
И вот вдруг потянуло на разговоры… Значит ли это, что Адам Серр для нее больше чем красивое тело, что он привлекает ее не только физически, но и… и еще как-то?
— Да, конечно, мы не молчали, — закончила наконец Флора, подвигнутая на ложь тем же сложным и неопределенным чувством, что и ее любовник, знаток женских сердец.
Адам вынул из кармана куртки золотую луковицу, взглянул на циферблат и с добродушной улыбкой сказал:
— У нас остается примерно три четверти часа. О чем будем беседовать?
Казалось бы, ничего особенного… Но как произнес, негодяй! Будто всю ее, взъерошенную, огладил и мигом вернул в состояние чувственного возбуждения — словно и не было этого антракта, потрачен-ного на «выяснение отношений». Сказал одно, а она услышала другое, услышала правильно, потому что он и подразумевал другое.
— Только три четверти часа? — дрогнувшим голосом спросила Флора.
— Если понадобится, можем и задержаться.