За ее спиной я вижу, как Кэлхаун в изумлении таращит глаза на Мелиссу с пистолетом в руке. Потом он начинает водить глазами туда-сюда, прикидывая, кто из нас опаснее. Вот женщина, которое дала ему описание убийцы. Она держит меня на прицеле, но я остаюсь человеком, который вырубил его и связал. «Что за чертовщина?» — думает он. А еще: «Когда я смогу получить свои деньги?»
Я понимаю, и у Мелиссы в голове мелькают разные мысли. Ей нравится коллекционировать полицейские штучки, и она думает, можно ли добавить этого человека в свою коллекцию. Окидывает его взглядом, чтобы понять, уместится ли он у нее в доме. Может, в углу гостиной или рядом с холодильником…
— Я не понимаю, в какую игру ты играешь, Джо. Может, расскажешь?
— Он свидетель того, кем ты на самом деле являешься.
— Вот как? И что у тебя на него?
— Достаточно.
Мелисса оглядывает комнату. Очевидно, проигрывать она ненавидит. Она медленно качает головой. Слышу, как скрежещут ее зубы. Выглядит она крайне разозленной.
— Ты кое о чем забываешь, Джо.
— О чем же?
— Мне-то он не нужен.
Перед тем как я успеваю отреагировать, она хватает нож из моего портфеля и вбегает в ванную. Встает за спиной у Кэлхауна, и глаза его расширяются от страха, потому что он, как и я, знает, что сейчас произойдет. Стул под ним дергается, он пытается освободиться, но безуспешно. Она подносит нож к его горлу и смотрит мне в глаза. Я перевожу взгляд с глаз детектива, который вдруг замер, будто каменное изваяние, на глаза женщины, стоящей за ним.
И вижу, что она развлекается, ей весело. Не из-за того, что она сейчас сделает с этим полицейским, а из-за того, что она сейчас сделает с моим свидетелем. Я с трудом сделал один шаг, но ближе подходить уже не смею.
— Хорошо подумай, Мелисса, — говорю я, и слова мои звучат как-то суетливо. Я протягиваю руки ладонями вперед. — Подумай о том, что ты собираешься сделать.
Кэлхаун умоляет глазами, и, когда Мелисса отводит нож от его горла, эта мольба сменяется облегчением — и тут же ужасом, когда нож снова попадает в поле его видимости и направлен прямо ему в грудь. В его глазах вспыхивает страх, а потом нож втыкается в его тело, и они гаснут.
Из его горла вырывается звук, похожий на всхлип и на хрюканье одновременно, и в то же время он начинает изо всех сил рваться, пытаясь освободиться, как будто в грудь ему воткнулся не нож, а высоковольтная батарея, из которой он начал качать энергию. Но даже теперь у него не хватает сил порвать связывающие его веревки и скотч. Стул под тяжестью его тела пляшет взад и вперед. Из груди струей вырывается кровь, которая стекает по ножу и быстро заливает ему рубашку. Мелисса оставляет нож в нем, потом отходит на пару шагов и смотрит. Кровь фонтаном брызнула на зеркало и даже на потолок. Боб пытается выкашлять ее, но так как рот у него заклеен пластырем, это невозможно. Он начинает захлебываться, лицо его краснеет, и я не знаю точно, от чего он умрет — от потери крови или от нехватки кислорода. Пластырь, заклеивающий рот, становится красным. Его лицо из красного превращается в фиолетовое, такое же фиолетовое, как то небо, на которое я смотрел в парке, когда мое яичко превратили в мягкую массу. Стул под ним пляшет все быстрее, отбивая ножками на линолеуме замедляющийся ритм смерти. Его глаза вытаращены настолько, насколько это вообще возможно, и я вижу в них страх и знание. Страх смерти. Знание, что сейчас он проживает последние мгновения в этом мире.
Он смотрит на меня и, по-моему, хочет, чтобы я ему помог, но я в этом не уверен. Остаюсь стоять, как стоял, и ничего не могу сделать, чтобы его спасти. Горло его начинает разбухать, рот полон крови. Что убьет его первым — колотая рана или удушье? Когда он наконец замирает, мне остается лишь строить предположения на этот счет.
Я все еще не могу двинуться с места, стою с раскрытым ртом, разве что, не вывесив язык наружу, и со лба у меня скатываются капельки пота.
— Ты, сука, — наконец удается прошептать мне. — Зачем ты это сделала?
Мелисса подходит к Бобу и срывает пластырь. Изо рта у него выплескивается кровь и стекает на рубашку.
— Странно, неужели ты думал, что я этого не сделаю? Я же сказала, без уловок, Джо.