Пошла на кухню проверить. Нож для разделывания мяса на месте. Но, разумеется, он и не собирался хранить его в своей комнате. В кармане фартука у меня лежит револьвер. Может быть, это смешно, но я напугана. Через час надо будет спуститься приготовить чай.

Старушка спросила, нравится ли мне здесь. Я ей — угодливо: «Да, конечно, работа не тяжелая». Она сказала, что я — все равно что член семьи. Я стала развивать эту тему: «Да, мальчики такие любезные». Она улыбнулась и сказала: «Спасибо». Странно. Было такое впечатление, будто она готова была броситься мне на шею. Я объявила, что ненадолго поднимусь к себе наверх, до чая.

Утром, убирая в ее комнате, постоянно проверяла револьвер у себя на животе. Не хотела я читать, да не удержалась, это оказалось сильнее меня: нужно было заглянуть, узнать. Джини, девочка моя, не ввязывайся ты в это дело, иначе плохо кончишь.

От этой истории уже за версту несет. Не понимаю, почему он так доволен собой…

В книжке написано, что люди, которые слишком любят своих матерей, часто оказываются чокнутыми. «Заторможенными». Думаю о том, способен ли он любить. Темнеет. Сегодня полнолуние: в народе говорят, что это — «ночь оборотней». Ободряюще звучит. Но если мне попадется оборотень, я всажу ему пулю в лоб. Пуф.

Что за хитрость он там придумал? Что он замышляет?

Хлещет дождь. Любой звук кажется приглушенным. Я подала им чай и опять поднялась к себе. Ужинать они сегодня не будут — идут с отцом в театр. А она взяла поднос с едой к себе в комнату.

Мне показалось, что я слышу какой-то разговор, но это, должно быть, она сама с собой разговаривает…

Когда их нет дома, я чувствую себя лучше. Решила немного отдохнуть. Прочитала две главы из книжки. Слышу, подъехала машина.

Выглянула в окно: это, конечно, их автомобиль. Выглядят они веселыми, смеются. Наверное, спектакль им понравился. Помню, раз мы с Джеки были в театре — вот посмеялись-то. Все это было так давно. Слышно, как они разговаривают внизу. Забавно, до чего же похожи их голоса. У меня в горле пересохло. Сто лет уже стаканчика не пропускала. Ей-богу, сто лет. А отец, не приняв стаканчика джина, никогда спать не ложился. Любил повторять, что водохлебы долго не живут. Но и сам недолго прожил, упокой Господи его душу.

Дневник моего сердца, приветствую тебя! Ты имеешь дело с самым хитрым парнем в городе. Стоит хорошая погода. Вчера мы были в театре. Спектакль оказался забавным. «Десять негритят» Агаты Кристи — нам очень понравилось. Папа любит бывать с нами на людях. Он гордится нами. Думает, что я не видел ту женщину, что делала ему знаки в зрительном зале, но я все видел.

Полноватая грудастая блондинка. Надо будет навести справки.

Как я уже говорил, дорогой мой, обожаемый дневник, вчера я задумал одну хитрость. И сделал вот что: свернул вчетверо твои листочки и сверху приклеил волосок, а утром — о, какой сюрприз! Волосок оказался порванным, а ты, стало быть, как я полагаю, — прочитанным. Грязный взгляд шпиона пал на тебя, и когда он прочитает эти строки, то будет знать, что выдал себя! Привет, дорогой шпион… Ты, наверное, быстро-быстро обернешься, озираясь…

Ты, конечно не папа, а, грязный шпион? Может быть, ты — мама. Это ты, мама? Тогда, должно быть, ты вдруг стала слишком любопытной… Или один из нас: Марк или Джек или Кларк или Старк? Один из невиновных? Невинные любители рыться в чужих вещах не очень мне нравятся… Или это ты, Джини? Толстая малютка Джини? Как же ты неосторожна, если это так. Как мало дорожишь жизнью. Ремесло шпиона отнюдь не безопасно, не так ли? Но не волнуйся, дорогой читатель, ты у меня не заскучаешь; привет…

Случилось то, что и должно было случиться. Я собрала чемодан и готова к отъезду. Сяду в первый попавшийся автобус самого дальнего следования и забуду все это. Уж где-нибудь найду себе место. Я уже не в том возрасте, когда играют в такие дурацкие игры.

Когда я прочитала о том, что он все знает, со мной случился шок. Чтобы прийти в чувство, я выпила три стакана подряд, и хозяин опять скажет, что уровень джина в бутылке несколько изменился… Меня зовут. Иду.